Внутри, на ступенях алтаря, верховный служитель в богатом вышитом золотой нитью одеянии, в парадном венце, лично вручал каждому пришедшему подарок, который подавали расторопные служки, а после просил затеплить свечу за здравие юной наследницы трона. Люди охотно соглашались, покупая за мелкую монету тоненькие восковые свечки у служительниц, ждущих вдоль стен. Воздух в темпле дрожал от жара сотен и сотен огней в напольных и подвесных канделябрах, лица святых за ними сияли от счастья. Ни давка, ни духота, казалось, никого не смущали, только личный служка то и дело промокал белым хлопковым полотном пот, бегущий градом по лбу верховного служителя из-под парадного венца, да подавал тому стакан чистой воды.
Такие праздники в народе любили, подаяния в жертвенницу темпла светлого сразу возрастали во много раз, а вечером, в темпле темного, ликование продолжалось — там предлагали всем желающим попытать свои силы в кулачных боях, а победителя вместе с тремя обнаженными ноннами купали в теплом вине на зависть остальной публике. Опиум курился в нишах, и по коридорам летели тосты с пожеланиями имениннице скорее вырасти, найти себе хорошего мужа и не знать с ним скуки в постели.
Про веселье в темпле темного Кристоф знал лишь понаслышке — приятели болтали прошлым вечером, когда все они, собравшись группкой, шли биться с бандой рыночных — а в темпле светлого он уже успел сам побывать с утра. Верховный служитель пытался дать ему медовый пряник, чем нанес ужасное оскорбление. К счастью, Крис видел, как разговаривает его отец с теми, на кого злится. Ледяной взгляд и пара сухих, брошенных сквозь зубы фраз сделали свое дело, служка убрал поднос с пряниками и принес кружку пива.
Вкус этой маленькой победы был сладок несмотря даже на то, что пиво горчило и отдавало спиртом. Крис устроился на скамье под деревом как раз напротив темпла и заставлял себя потягивать его, наблюдая, как длинная, извилистая змея-очередь все ползет и ползет в золотое нутро по солнцепеку. Едва выбравшись из темпла, он почувствовал, как взмок. На улице стояла жара, хотя солнце еще только поднималось на небосклон, а в помещении уже стало невыносимо.
К Крису прибились трое беззубых и оборванных мальчишек лет пяти-шести. За мелкую монету они развлекали его, стоя на одной ноге, борясь друг с другом, делая колесо или отбегая, чтобы по его приказу дернуть за волосы какую-нибудь зазевавшуюся майстру. Мелких монет у Криса был еще полный карман, а в другом кармане лежал бумажник с купюрами, которые при желании превращались в любом ближайшем магазине в еще большую гору монет, поэтому развлекаться он мог хоть до заката.
Мальчишки напоминали ему зверьков. Дикие, с жадно горящими глазенками, они смотрели на деньги в его руках, как на самые драгоценные сокровища мира. Больше денег их интересовала разве что еда. Крис купил у проходившей мимо лоточницы копченую сосиску и ради интереса разломил и бросил кусочки в пыль — тогда они кинулись, схватили грязными ручонками и съели. Их босые ноги тоже покрылись этой пылью, а проходящий мимо постовой хотел их прогнать, но Крис дал монету и ему. Тогда постовой козырнул и пошел дальше, накричав на пьяницу, который хотел рваться в темпл без очереди. Крис надеялся, что ему еще не скоро наскучит сидеть в тени и раздавать монеты. Ему очень не хотелось идти домой.
Дома творилось что-то страшное. Эльзу поймали, когда она убежала со своим парнем на свидание. Неприятно, конечно, что сестра попалась. Они оба долгое время успешно водили родителей за нос, наслаждаясь своей свободой, и услышав о ее провале, Крис испугался, что теперь тиски контроля сожмут и вокруг него. Эльзу, вот, лишили возможности общаться с друзьями по телефону, выходить куда-либо или принимать гостей, и это в разгар лета, когда нет уроков и самое лучшее, что можно придумать — гулять и развлекаться. Но потом он забыл и думать о себе и стал бояться только за сестру.
Отец регулярно кричал на нее каким-то чужим и свирепым голосом, а она кричала на него в ответ, срываясь в визг, и их крики разносились по всему дому. В такие моменты бледная мать стояла у дверей с отрешенным лицом, не двигалась и не говорила, а слуги переглядывались и шептались о чем-то, умолкая, когда Крис случайно показывался рядом. Самым странным было то, что в доме не было Димитрия. Все привыкли, что отец повышает голос только на него, но старший брат давно не появлялся. Почему тогда папа сорвался на Эльзу?
Ночами она плакала, долго и горько, эти рыдания не давали Крису спать. Он хотел пойти и утешить сестру, но ее дверь всегда оставалась заперта. Кроме того, у них появился новый слуга. Большой и молчаливый, с кривым перебитым носом, крохотными поросячьими глазками и горой мышц, он постоянно находился в саду под окнами Эльзы или стоял при ней в те редкие моменты, когда она выходила подышать. Правда, выходила в сад она все реже. Родители боятся, что она сбежит, догадался Крис. Про него самого, казалось, наоборот все забыли.