Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ)

Но Виттор, вопреки всем страшным ожиданиям, вернулся домой в прекрасном настроении. Он чмокнул Ольгу в висок, вроде бы даже не заметив ее оцепенения, высказал пожелание как можно скорее поужинать и уселся в столовой с вечерней газетой. Пока служанка накрывала на стол, Ольга гадала, что же случится, когда к трапезе спустится и младший сын. Но ничего не произошло. Виттор, как ни в чем не бывало, перекинулся с Кристофом несколькими фразами о распорядке следующего дня, спокойно поел и отправился в ванную. Наверное, это поразило ее даже больше, чем все остальное. Димитрий никогда не скрывал того, что он — убийца, он всем видом каждый раз напоминал матери, что за гадкое существо она породила, и не притворялся, что теперь достоин ее любви. Виттор… похоже, он вообще не считал, что сделал что-то плохое.

Ольга представила, что вскоре ей придется ложиться в одну с ним супружескую постель, собралась и уехала в темпл темного с намерением устроить скандал, если ее не пустят к Рамону.

Безликий слушал ее сбивчивый рассказ, сидя рядом и поглаживая лаэрду по волосам утешающими ласковыми движениями. За все время, что она говорила, он не проронил ни слова.

— Я с детства так хотела крепкую, на зависть всем, семью, — покачала головой Ольга. — У моих родителей все было красиво, идеально, ими все кругом восхищались, они всю жизнь прошли рука об руку и до самой смерти не разлучались. Они были счастливы, а я считала, что жить надо только так, и такого же для себя хотела. И ради этого готова была идти на любые жертвы. Первую измену Виттора проглотила, на последующие просто закрывала глаза. Ему не хватало секса, а мне было достаточно, и я решила, что не имею право держать его в узде и делать несчастным. Надеялась, что если он будет счастлив, то вместе с ним будем и все мы.

Она склонилась и прижалась к плечу Рамона в поисках утешения и поддержки.

— А теперь мне смотреть на него противно. Я ненавижу его за то, что он сделал со мной, с нашими детьми… и с девчонкой этой тоже. Я не хочу с ним жить под одной крышей, но семья… как я могу разрушить семью, которую столько лет по крупице строила и лелеяла собственными руками?

Рамон сочувственно вздохнул и обнял ее крепче.

— Семья — это все, что у меня есть, — продолжила Ольга, — без нее я никто. А папе ведь мой муж всегда не очень нравился, но я хотела, и он сделал все, только чтобы я улыбалась, настаивать на своих предпочтениях не стал. Родительская любовь, она очень слепая. Иногда это даже вредит. Я так люблю своих детей и просто хотела, чтобы мы все несмотря ни на что были одной большой семьей. Навредила ли я им этим? Признаюсь, я смирилась, что с Димитрием уже ничего не поделать. А Виттор? Он хоть кого-нибудь из них хоть немного любит вообще? Я считала, что он — как мой отец, и баловать их будет так же, и плохого им никогда не пожелает, и ошибки допускает только из той самой, слепой родительской любви, а он совсем другой… совсем… другой…

Она опомнилась от своих переживаний, подняла голову и посмотрела в лицо Рамону.

— Ну, что же ты? Говори, как мудр темный бог. Скажи, что еще мне надо сделать теперь, чтобы все наладилось? Может, твой бог сотрет мне память? Или не даст в обиду детей, если я снова начну ходить, улыбаться и делать вид, что люблю мужа? Что мне делать? Что мне делать?

В отчаянии Ольга ударила Безликого кулачками в грудь. Еще и еще, слабо и беспомощно. Она билась, как муха, попавшая в липкую сеть и потерявшая выход. А он вдруг ее поцеловал. От удивления Ольга вздрогнула — Рамон никогда не разрешал к себе прикасаться, трогал ее и то украдкой, из-за спины, и приказывал саму себя ласкать для темного бога.

— Уходи от него. Будь со мной, — проговорил он и улыбнулся.

Ольга сделала короткий вдох, а выдохнуть забыла. Только через несколько секунд пришла в себя, тряхнула головой. Не снится ли ей это? За долгие годы Рамон стал ей больше, чем любовником, он стал ее наперсником, единственным доверенным лицом. Но… бросить мужа? Развестись? Разрушить семью?

Или продолжать терпеть и надеяться на чудо? Ольга коснулась черной тканевой маски Безликого, приподняла, робко заглядывая в глаза: разрешит пойти дальше или нет? Разрешил. Она опустила руки, заново открывая для себя его. Какой он незнакомый, этот мужчина, который знает о ней все. Примерно ее возраста, с каштановыми непослушными волосами, крупным носом и простым лицом. Ему же запрещено показывать себя. Зачем он ей позволил?

А потом случилось невероятное. Рамон встал и поднял ее на руки. Ольгу давно никто не подхватывал так — бережно, но властно. В детстве отец иногда носил, в юности женихи еще баловали, но Виттора она уже не просила, понимая, что комплекцией не вышла. А Безликий хоть и стройный, но жилистый, без особого труда понес ее, и Ольга испытала давно забытый трепет, прекрасное ощущение того, что она — маленькая девочка, которую носят на руках.