Белый аист

—  И этот аист мне казался живым, — голос Агнички дрогнул. — Мы с папой иногда приходили сюда. Он, бывало, всё шутил, будто аисты приносят счастье, а я верила. Думала, вот прилетит и принесёт мне или говорящую куклу или мяч. И Кондратий Степанович тоже рассказывал. Только его аисты приносили живую воду и воскрешали убитых бойцов на фронте. Мне даже снилось, что один такой аист воскресил папу и он вернулся с фронта живым. А мама не верит в сказки. Говорит, счастье сами люди создают…

—  Ваша мама права, — перебил Володя и тут же в раздумье произнёс: — Странно, и я тоже когда-то слышал от своего отчима сказку об аистах. Он всё мечтал повезти маму к морю… Он тоже на фронте погиб…

Неожиданно Агничка смешливо пискнула и спряталась за его плечо. По дорожке шёл важный старик в зимнем пальто с барашковым воротником и в высокой шапке. Шёл он неторопливо, выбрасывая вперёд массивную трость с резинкой на конце. Его лицо было усталым, желтоватым, а необычайного синего цвета глаза смотрели прямо перед собой. Старик прошёл мимо, даже не взглянув на них.

—  Наш Кондратий Степанович, — прошептала Агничка и засмеялась. 

— Ничего себе старикан. Настоящий Беликов. Ему и весна нипочём.

—  Сами вы Беликов, — заступилась девушка. — Он… Он очень храбрый и удивительный человек. — Агничка вспомнила тот день, когда Кондратий Степанович вернулся с фронта домой…

…Прямо с вокзала старик зашёл тогда к ним за ключом от своей квартиры.

—  Встречайте, матушка, убелённого сединами фронтовика, — сказал он матери, обнажая и в самом деле совсем побелевшую голову.

В тот памятный день он говорил о многом и почти ничего о себе. Он расспрашивал мать о клинике, о врачах и больных. Лишь за чаем он будто вскользь обронил:

—  Совсем осиротел я, матушка Галина Ивановна. И второй мой погиб… Оба… Храбро погибли. Остался я один…

И долго молчал и супился. Ни словом не обмолвился об умершей без него жене, не пожаловался…

—  Мы с мамой тогда плакали, боялись, что он не переживёт. Он так тётю Настю любил. И сыновей своих… А он в тот же день пошёл в клинику… Нет, вы ещё не знаете нашего Кондратия Степановича…

* * *

Может быть, это и было то самое счастье, о котором Агничка не раз слышала? Иначе почему за несколько дней так неузнаваемо изменился мир? Почему мир стал казаться просторнее, светлее? Почему хотелось без конца смеяться, петь, даже куда-то лететь, словно за спиной выросли невидимые крылья? И люди… Что произошло с ними за такой короткий срок? Люди стали вдруг необычайно умными, добрыми и красивыми.

Володя наведывался в клинику каждый день. Утром он забегал узнать о матери, после занятий тоже приходил. Обычно он ожидал Агничку в больничном парке. Они дотемна бродили по аллеям, подолгу просиживали на какой-нибудь скамейке. О чём они говорили? Да всё о том же, о чём говорят, когда так хорошо быть рядом, касаясь плеча другого, когда не замечается ни дождь, ни холод.

Теперь даже агрономия стала казаться Агничке не менее благородной, чем медицина. Всё чаще и чаще по ночам ей грезилась больница где-нибудь на окраине большого села или деревни, среди берез, мощных вётел и тополей. Снились бескрайние поля хлебов, лесные просеки и, конечно, снился тот, который должен быть всегда рядом с ней. Было бы очень хорошо уговорить поехать с собой маму, да и Кондратия Степановича не мешало бы прихватить! Ему полезен деревенский воздух. Втроём они так много принесли бы пользы. Мама вряд ли согласится оставить клинику, и всё же поговорить следует. К тому же необходимо попросить маму и за Марию Петровну. Эти дни Агничка не решалась подступиться к матери. В клинике стояла напряжённая пора. Поступило сразу несколько тяжелых больных, возле тракториста постоянно дежурил Ранцов, а иногда и мама или Кондратий Степанович.

Но вот как-то раз, когда Агничка лежала уже в постели, мать пришла домой весёлая.

—  Терентьеву лучше? — догадалась Агничка.

—  На вторник назначаем операцию…

Мать провела ладонями по щекам, потерла их, как иногда делают малыши, если чему-нибудь радуются. Стремительно пройдя к окну и откинув штору, она распахнула его.

—  Вечер-то какой тёплый!

Заметив на подоконнике кувшин с черемухой, она по-ребячьи подула на одну из веточек, осторожно потрогала пальцем белевший, точно молочный зубок ребёнка, нежный лепесток.

— Уже черёмуха? Откуда?

Агничка встрепенулась. Кажется, наступил подходящий момент для разговора.

—  Понимаешь, мама, как всё странно получилось! — начала она, поёживаясь от холода, хлынувшего в окно. — Ты, наверное, удивишься, если я тебе сейчас расскажу и попрошу об одном важном деле… Нет, ты не смейся…

Сбросив с плеч красную вязаную кофту, мать подсела к Агничке.

—  Ну, выкладывай свои тайны и свои просьбы, я сейчас добрая…