Возможно, почувствовав мрачное настроение Тагира, Алмаз по-дружески приобнял его, закинув руку на плечо, и держал так, пока не довел приятеля до деревянной доски вроде школьной, но поставленной вертикально. Доска была чуть выше Тагира и в два раза шире его. Углем, который, кстати, валялся рядом, на ней был вычерчен силуэт безликого человека. Это были просто очертания – голова, руки, ноги, туловище. И в нескольких местах стояли жирные угольные точки. Их было всего шесть, по две точки рядом, но разбросанных по рисунку в трех местах, и Тагир заострил на них внимание товарища:
– Это знания предводителя соседней станции. Когда-то давно она поделились ими с Ханом в обмен на оружие. Тебе еще предстоит с ними ознакомиться, но уже не у нас.
– Она? – акцентировал внимание Тагир на этом слове. Впервые ему приходилось узнавать, что станцией управляет женщина.
– Ага, – кивнул гаскарец. – Знатная девка! И симпотная! Только, фиг к ней кто подойдет.
– И что все они значат? – Тагир ткнул пальцем в каждую точку, каждая из которых носила многочисленные отметины от попаданий кинжалами.
– Видишь вот эти две точки? – Алмаз указал на угольные пятна в районе шеи силуэта. – Одна из них убивает человека сразу, а другая только обезвреживает, оставляя его в живых. Сложность технологии – попасть в правильную точку.
– И какая же точка – правильная?
– А этот выбор, брат, уже стоит за тобой. Но по правилам нашего ханства, правильная – вот эта, эта и эта.
Алмаз указал на правую точку в районе шеи, правую в районе груди и левую в районе живота.
– Те, которые не навредят?
– Те, которые не убьют.
Погрузившись в атмосферу одиночества, уставившись взглядом в доску и теребя рукоятку кинжала, Тагир ничего не чувствовал – ни страха, ни беспокойства, ни возбуждения. У пастухов было правило – убивать баранов нужно быстро и технично, чтобы те не чувствовали боли. Это было связано и с практическим подходом к делу – умирая в страхе, бараны выделяли токсины, отравляя свою кровь и делая мясо непригодным для еды.
Но как убивать человека? От метания кинжалов Тагиру было как-то не по себе. Он прицелился одним глазом и вскинул руку. Мимо. Еще раз. Мимо. Третий раз. Мимо. Четвертый. Вскоре все двенадцать кинжалов очертили силуэт на полотне с разных сторон. Ни одного попадания. Тагир походил из стороны в сторону, еще раз подошел вплотную к полотну, поднял с пола уголек и пририсовал силуэту страшную рожицу. Затем вытащил все кинжалы и снова отошел. Стало получше, но не сильно легче. Он вдруг подумал о дочери. И о тех событиях, что уже с ним произошли. «Эта непонятная болезнь. Отравленная вода. Кяльбы. Гарибы». Осадки неприятных воспоминаний уже собрались в целый комок боли и злости в груди Тагира. «Смерть жены. Отца. Одиночество». Комок становился все больше. «Смерть. Смерть. Смерть. За что?» – в такт своим мыслям Тагир подряд выхватил три кинжала и запустил их в силуэт на полотне. Все три точки, в которые он попал, были смертельными.
Вслед за первой партией больных воспоминаний накатила обида. Не конкретно на какие-то события, а простое чувство обиды от безысходности. И еще три кинжала полетели в смертельные для силуэта точки. Но этого было мало. Боль и злоба не утихали, клокоча где-то на подступах к горлу. И еще три кинжала в сторону полотна. Аналогично.
Когда лицо Тагира уже расплывалось в ярости, зубы упирались друг в друга, словно это была борьба за выживание, ноздри были максимально расширены, а глаза раскрыты до предела, руки механически хватались за последние три кинжала оставшиеся в поясе. В момент, когда правая рука тянулась к последнему из них, волна воды направлялась в сторону шеи Тагира сзади. Когда ладонь уже лежала на рукоятке, волна поделилась на несколько линий, которые были уже в нескольких сантиметрах от Тагира. Когда в автоматическом движении рука согнулась, а затем выпрямилась в броске, тысячи ледяных капель вонзились в шею Тагира, в его голову и плечи, позволяя адреналину всколыхнуть и смешать все позиции злобы и боли в разуме, а затем, плашмя, бросить их на самое дно подсознания. Кинжал полетел в правильном направлении.
Тагир открыл рот от удивления и глубоко вдохнул, почувствовав ледяной удар воды. Он резко развернулся и увидел Алмаза с пустым железным ведром в руке. Тот улыбался во весь рот. Уже согревшиеся капли стекали по телу Тагира и срывались на пол, в особенности с головы и с носа.
– Таким должен быть твой разум, – гаскарец поставил ведро на пол. – Холодным, точным, расчетливым. Эмоции в этом деле только мешают. Затуманивают его. Не позволяй себе такого. Иначе… – Алмаз подошел к полотну и стер рукой грозное лицо с силуэта, затем поднял уголь и одной чертой нарисовал улыбку: – Иначе, пострадают невинные люди. Этому учит Хан…
Тагир молча смотрел на Алмаза и приходил в себя. А гаскарец тем временем поражался, насколько ровно и в гармонии друг с другом кинжалы вонзились в угольные точки. Одиннадцать из них в смертельные. И лишь один – последний, – в ту, которая не причинит вреда. Алмаз присвистнул.