Белый барс

Хозяин телеги без особого энтузиазма рассмотрела вытянутую ладонь юноши и вынес вердикт.

– Грузитесь…

Скрепя практически каждой деталью, телега катилась совсем небыстро. Видимо от того, что в нее были запряжены два таких же обычных человека. Тагиру казалось, что даже затянутые болты издавали ржавые стоны, но это было все равно лучше, чем тащиться по неизвестной ему улице пешком. А еще с каждым мигом Тагиру все больше казалось, что его везли куда-то на край света. И не просто на край света, а еще и прямо, и немного влево. То есть, как можно глубже…

– Историю хотите расскажу? – раздался, наполненный энтузиазмом голос управляющего повозкой.

Тагир посмотрел на старца в ожидании хоть какого-то ответа. Но тот был нем, как рыба. Поэтому Тагир сам произнес:

– Валяй.

Мужик улыбнулся и раскрыл рот.

– Возвращаемся мы, значит, вчера в поселение. А там бабай один есть. Мутную хлещет, только шум стоит! В общем, приезжаем мы, а он синий весь. Но трезвый. Я его спрашиваю – «Бабай, ты чё трезвый-то? Нычка закончилась? Может, тебе плеснуть?». – Он отказался, что было странно. Раньше никогда, ни при каких обстоятельствах не отказывался, а тут такое. Я ему опять: «Ты чё, мол, дед, холеру подцепил? Пить бросил?». Не ответил. Едем, значит, дальше. Смотрю, малаи наши над чем-то уссываются. Спрашиваю: «Ау, чё ржете?». Ну один мне, значит, и рассказывает. Идут, значит, эти молодцы по поселению, а там этот бабай, о котором я говорил, пьяный валяется. Они, недолго думая, под руки-ноги его и на кладбище понесли. А кладбище большое – наших только человек двести уже похоронили. В общем, приносят они его на кладбище, находят там пустой гроб и туда его. Заваливают его кустиками, венками всякими и только их и видели. Я, короче, посмеялся над этой историей вместе с ними. А потом, дай, думаю, бабая послушаю – его версию узнаю. Возвращаюсь к нему. Тот уже вроде отошел немного. Спрашиваю, что случилось? И он мне рассказывает. Просыпается он, значит, ночью. Бухой еще. Понять толком ничего не может. Да только видит, что в гробу он. Вокруг венки, кустики и ночь! Все думает – сдох! Похоронили! И как давай орать! АААААА!

Рассказчик заорал, что было мочи, а затем перешел на смех и продолжил:

– Выскочил он из гроба! Смотрит – точно на кладбище! И опять орать! Бежит! Ветки ему по лицу цлещут! Тут мелкая шваль какая-то под ноги попалась. Думает дед: все, твари по его душу пришли – жрать, пока не закопали. Споткнулся он об нее. Тапок потерял. Так и побежал до дома, в одном тапке. А когда прибежал и жену увидел – снова заорал! Оттого, что живой! В общем, когда я это все слушал – он так в одном тапке и сидел. На следующий день все ходил, искал – кто же это мог сделать, чтоб им люлей навешать. Ну я пацанов, конечно, не сдал. Молодые еще. А жена его, кстати, тоже ходила искала, кто это сделал. Но только чтоб отблагодарить их. Ведь мужик до сих пор не пьет! Завязал!

На этих словах управляющий повозкой остановился, засмеялся и громко крикнул:

– Меняемся!

Спрыгнув с повозки, мужик подошел к передней части телеги и, сменив одного из товарищей, впрягся сам. Тот, что освободился, соответственно, взобрался в телегу и схватился за поводья.

– Это еще что! Вот я тебе историю расскажу, закачаешься!

Услышав эти слова, Тагир уже не обрадовался своему желанию выслушать россказни мужика. Теперь он понял, почему старик все время молчал. Прав был хан: «Язык твой – враг твой». Поймав себя на этой мысли, Тагир сдался. А второй мужик начал.

– Значит, похороны, – заговорил он.

– А порадужнее у вас историй нет? – перебил его Тагир.

– Паря, мы в таких условиях года по два, по три живем, – оскалился мужчина. – Мертвых у нас больше, чем живых. У нас ведь таких костюмов, как у тебя, нет. Там тварь сожрет, тут водой отравишься. Еще где подцепишь чего.

– Так почему вы в метро не переберетесь?

Мужик заржал:

– Ха! Слышали, чё говорит? В метро! А кто нас там ждет? Да и потом – лучше два года на свободе пожить, чем сто лет как крыса в подземелье. Верно?

Тагир проигнорировал вопрос.

– Хорошо, давай свою историю…