Белый, белый день...

Он вздохнул и только махнул рукой.

– Ну шестьдесят-то есть? – настаивала Галя.

– Что ты, Галя, гостя нашего, как собачку называешь? – вспыхнула неудовольствием бабушка. – Лученька да Лученька. У него имя-отчество есть. Лука Ильич.

– Да я по старой памяти и зову! – зарделась Галя. – Ведь ты не в обиде?

– Старая память – она давно состарилась, – продолжала Калерия Викторовна. – И ты не девочка, и он не мальчик!

Мордасов отодвинулся от стола и ответил неожиданно резко:

– Когда мы с Галей встретились, я тоже был уже не мальчик. Тридцать восемь лет мне было… – И продолжил, отведя глаза: – А сейчас мне уже шестьдесят четыре. Шестьдесят пять через месяц будет!

Бабушка, резко чиркнув спичкой, закурила папиросу и с вызовом бросила:

– Все правильно! Стасику в этом году уже двадцать семь будет!

Лука Ильич увидел, как зарделся молодой человек.

– При чем тут это… – буркнул себе под нос Стас. – Было… Будет!

– А Лука Ильич прекрасно понимает – «при чем»! – парировала Калерия Викторовна. Она покрылась красными пятнами и смотрела в глаза Мордасову.

Тот, не выдержав ее взгляда, повернулся к хозяйке.

– А ты-то, Галочка, ведь совсем еще молодая. Ты же на восемь лет меня моложе…

Он коснулся рукой ее мягкого плеча, и она щекой уткнулась в его ладонь.

– Какая уж молодая! Пенсионерка… Ведь мы, травести, вообще в сорок на пенсию выходим. – И вдруг, расцветши, выпрямившись, обратилась ко всем: – Давайте выпьем… – Она кинула взгляд на Луку Ильича. – За да-авнюю любовь! За тебя, Лука! И я хочу, чтобы все за этим столом тебя любили, как я тебя люблю. И всегда-всегда любила! И ты, Стасик, должен любить Луку Ильича… Будешь его любить, сыночек… А ну, ответь.

– Буду, – тихо, преодолевая себя, ответил сын.

– И ты, мама. Тоже должна любить Луку Ильича!

– Уж я-то тут совсем ни при чем! – спрятавшись в облако папиросного дыма, пробасила бабушка.

– Нет, при чем! Потому что… – Галочка не могла найти слов. – Потому что он единственный, кто вспомнил о нас! Кто приехал к нам! Кто любит нас!

Лука Ильич увидел ее расширенные, залитые слезами глаза рядом со своим лицом, всю ее рвущуюся к нему… И не мог не ответить:

– Люблю… Действительно, люблю… Галчонок! «Что это со мной? – пронеслось у него в голове. – Я же не пьяный! Чего это я так расчувствовался?»

Но другой голос из самой глубины его души подсказывал ему: «Все правильно! Ты давно ждал этой минуты!

Этого дома! Этих людей! Ты действительно любишь их! И жалеешь, ты правильно расчувствовался… Этого тебе и не хватало так много лет!»

Не отпуская из объятий Галочку Комолову, Мордасов вдруг почувствовал, что кто-то обнимает его сзади, чье-то лицо заглядывает и тянется к нему сбоку.

Он повернулся и увидел те же прекрасные, заплаканные, но молодые глаза.

Это был Стас… Стасик – сын Гали Комоловой. И…

В квартире уже все спали, а на кухне Мордасов с Галей все не могли наговориться.

– Ой, а сколько Стасик болел! – Она прижала ладони к раскрасневшемуся лицу. – Слава богу, все это еще при советской власти было… А сейчас никаких бы денег не напаслись! Вон маму три дня назад из больницы взяли – нечем платить. Да и незачем уже.

– А что у нее?

– Рак легких… – как о чем-то само собой разумеющемся сказала Галя. – А она все курит, курит… Ну, теперь это уже все равно.

Она только махнула рукой.

Лука Ильич смотрел на нее и видел очень постаревшую, раздавшуюся, раскрасневшуюся, но все-таки прежнюю обаятельную, не сдающуюся Галочку-травести. Только волосы хоть и подкрашенные, но в корнях совсем седые… Да руки опухшие, красные, с остатками маникюра…

Она поймала его взгляд и, смутившись, улыбнулась.

– На маникюр уже времени не хватило. Мы же двое суток к твоему приему все втроем готовились! А ты так ничего и не поел!

– Что ты! – замахал на нее руками Мордасов. – Видишь, живот, как барабан.

И он рассмеялся, чувствуя, что ему не хочется уходить. Что ему давно так не было хорошо, как в этом доме.

– Ну давай еще коньячку выпьем? – Он потянулся к рюмкам.

– Ой, я уже совсем пьяная! Только не от вина… Она внимательно посмотрела на Луку Ильича.

– Скажи правду… Ведь не чужие мы тебе? А? И я, и Стасик… И мама. Ведь не чужие?

Она смотрела на него без улыбки, а как-то настороженно.

– Правду? – вдруг так же серьезно переспросил Мордасов. – Правду, значит…

Он помолчал, потом один выпил коньяку, не чокнувшись с ней!.. И потянулся к сигаретам.

– До сегодняшнего дня… До этого вечера… я просто не думал о вас. Знал, конечно, что ты где-то есть. Про Стасика я же ничего…! Ни от кого!

– Тебе сейчас трудно, – кивнула Галя. – Ты же всегда был человек порядочный!

– Хорош, порядочный, – усмехнулся Мордасов. – В общем, я буду помогать… Вам! Всем…

Он сам почувствовал, как фальшиво прозвучали его слова. Не этих слов ждала Галя Комолова.

Она только опустила голову, по-прежнему держа в руке рюмку с коньяком.

Мордасов налил себе снова и потянулся к ней.

– Давай выпьем за то, что сегодняшний день был… что я оказался в вашем доме. Что узнал всех вас…

– И меня… Снова узнал?