Белый, белый день

- Сорок! - уже с вызовом бросил зазывала. К ним подскочил еще один парнишка - постарше и покрепче.

- Как я понимаю - долларов?

Оба почти издевательски, но тихо захихикали.

- Деньги вперед! - совершенно нормальным голосом поставил условие старший.

Но Кавголов уже закусил удила.

- Вот пятьдесят! - Он вынул из толстого бумажника купюру. - Я стою с ней здесь. А вы - в два креста! - И он махнул увесистой палкой в сторону "дам-хранительниц", давая парням понять, что уже разобрался в их нехитрой технологии.

Ребята переглянулись, но в это время подъехала шикарная иномарка, где сидели четверо южных гостей. Один бросился к ней, а другой, еще раз оценив коротким взглядом Павла Павловича, мигом исчез в кустах. Вернулся он почти сразу же с двумя белыми заклеенными пакетиками.

- Точно аметодин? - строго и одновременно растерянно спросил Кавголов.

Парень коротко полоснул себя ребром ладони по горлу. И тут же достал десятку сдачи.

"Все как в лучших домах Лондона", - попытался про себя сострить Кавголов.

Отдав деньги, он сунул пакетики в карман английского плаща.

"Зачем мне этот аметодин?" - думал, шагая широким, властным шагом в направлении своего дома.

А позади него, на развалинах бронзово-мраморной славы великого авиаконструктора, кипела жизнь. Иномарки все подъезжали и подъезжали. Мелькали фонари - очевидно, для расчетов. Метались темные фигуры. Слышался смех, чуть нервный...

Торжественно, сияя красно-синими огнями, не спеша проехал один из только что купленных мэрией громадных полицейских "фордов"... и благополучно свернул на разворот!

"Зачем?! Зачем?.. - чертыхался про себя П.П. - Пригодится! В жизни все пригодится... Сейчас много чего меняется... В мире, где волны ненависти проносятся над страной! Над народом..."

Ведь не выносило же раньше этих глухих мальчиков и девочек на большую дорогу с таким товаром... И эти иномарочники спокойно сидели в своих колхозах да на огромных южных складах. А может быть, и в докторантурах и НИИ...

Да что далеко ходить? Не мотался же раньше сам П.П. от академического института до ЮНЕСКО. Не уходил в какие-то сомнительные концерны. В вице-президенты банка, в советники правительства, в помощники самого Президента... В редакторы журналов, в организаторы каких-то немыслимых партий... Или просто в аналитики - по вызову, по заказу...

А теперь снова сбивает институт с новыми молодыми сотрудниками! Снова выколачивает своим мощным пузом, седой бородой, давней славой офис, любое финансирование. Государственное, приватное, международное...

Кавголов рассмеялся - только стук его тяжеловесной палки был ему собеседником. Он на секунду замер - непривычное зрелище трамвайного круга в начале старой Песчаной вдруг заставило его остановиться. Он знал, он был уверен, что утром этого круга с людьми, парой остановок - последней и первой - здесь не было...

П.П. вдруг вспомнил слова своей восьмидесятилетней соседки, спорящей поутру в садике с таким же "божьим одуванчиком".

- Ну, как же! До пятьдесят шестого по Песчаной трамваи ходили! И круг был трамвайный! Наш-то дом в пятьдесят втором сдавали. А вторую часть, за аркой, - лет на пять растянули...

Кавголов невольно оглянулся на окна второго этажа первого на Соколе кооперативного дома для военных летчиков. В уже наступившей октябрьской тьме ярко, словно какими-то софитами, была подсвечена комната. За легкими, старинными, прозрачными кружевными занавесками были отчетливо видны две тени. Да нет, не тени - фигуры Марии Ивановны Романовой и... И его матери Анны Георгиевны!

Они стояли, явно прощаясь, смеялись чему-то непонятному для стоящего внизу П.П. Ему показалось, что они даже поднимали на прощание - наверное, еще трофейные - звонкие бокалы из тончайшего хрусталя. Он слышал! Слышал этот чарующий, пленительный перезвон бокалов в их руках...

Но вот фигуры исчезли. Мария Ивановна, видно, провожала маму в прихожей. Еще минута, две, три... Последние слова: "Ах, я же забыла... Я же пришла к тебе рассказать..."

Кавголов стоял, притаившись в выступе ложной арки, столь любимой сталинскими архитекторами. Еще минута... другая. И мать появится в дверях дома...

Но прошло пять минут... Десять! Кажется, уже полчаса...

П.П. решился оторваться от стены и глянуть в то окно...

Теперь оно было темное - закупоренное чем-то тяжелым, не пропускающим ни полоски света. А когда Кавголов оглянулся, то увидел прямую, как стрела, пустынную Песчаную улицу. Никаких трамваев, никакого круга. Ни остановок, ни людей, спешащих с работы... Ничего! Только первая в этом году слабая поземка, увлекаемая ветром по когда-то молодой и праздничной, а теперь состарившейся, довольно унылой, тускло освещенной улице.

П.П. пошел посередине тротуара, неуверенно похлопывая себя по карманам. То ли хотел закурить, то ли принять лекарство. Трость - его гордость сейчас показалась ему хлипковатой и вычурной. Не выдержит она его веса, если ему действительно станет плохо.

А ведь это все звоночки! Звоночки! Сосуды головного мозга...

- Вам плохо? Помочь? - неожиданно услышал рядом голос высокого мужчины с некрасивым, но по-своему обаятельным лицом.