Белый, белый день

Анна Георгиевна открыла дверь и осторожно вышла на крыльцо, ведущее прямо на пляж. И в этот момент вдруг вспомнила! Когда-то она уже видела и этот пляж, и себя, и это крыльцо... Вспомнила даже свое желание быть здесь!

Это было с ней в давней, еще земной жизни. В те дни, когда начиналась болезнь. Она тогда мысленно молила Бога о спасении...

Значит, Он услышал ее. И дал ей то, о чем она, обессиленная, молила? Может быть, это и был ответ на много раз задаваемой самой себе вопрос "где я"? В раю? Или в аду?.. Или мы просто ничего не знаем - ни про то, ни про другое?..

С одной стороны, она жила в каком-то месте, напоминающем отдельный, может быть, анапский курортный, покинутый лагерь. Но пионерский? Или Бухенвальд?

Но, с другой стороны, она же сама просила об этом бараке! Об этом крыльце! И о чем-то, напоминающем этот океан.

И была услышана!

Теперь ей надо было возвращаться и как можно скорей. Что ее удерживало в этом, уже почти незнакомом доме? Около спящего немолодого, пропахшего сивухой племянника Ростика? Сына самого любимого и давно исчезнувшего для всех человека - Коли. Николая Климентьевича Янковского... Блестящего архитектора. Блестящего штабс-капитана образца 1915 года. Мужа ее старшей сестры Марии...

Мария... Тонкая, как свечечка! Узкоплечая, узкотазая, с длинными прекрасными руками. С чуть застывшим выражением лица - словно с китайской дорогой древней гравюры... Рок всей их семьи! А тогда одна из самых богатых и загадочных юных женщин Маньчжурии, Владивостока и даже всей Восточной Сибири... Студентка второго курса юридического факультета Томского университета. Чуть-чуть кокаинистка. Прекрасная танцорка только что пришедшего на Восток шимми и почти неприличного танго... Все ночи напролет пропадающая в ночных ресторанах, барах и кабаре Харбина, Шанхая, Владивостока и даже Киото... Выписывающая наряды только из Парижа, признающая исключительно фирму "Лориган де Коти"...

Маруся Батурина слыла к тому же теософкой. Знатоком буддизма. Свободно говорила на монгольском и японском, не считая русского и китайского...

Сам Капабланка, заехав на гастроли в Мукден, был поражен, что единственным партнером, успешно сыгравшим с ним ночью в турнире на пятидесяти досках, была то ли русская, то ли японка Мария Батурина.

Так что бедненькому, хоть и не без польско-немецкого лоска, Николя Янковскому пришлось приложить немало усилий, чтобы выдвинуться на позиции, которые хоть в малой степени, но придавали ему положение возможного жениха.

Скромный, однако крепкий "фольварк" его отца Климента Янковского по слухам (в которые не хотелось верить!) все время переходил из рук в руки, от русских к немцам и обратно. Так что все это хозяйство, а также двухэтажный (но смахивающий на крестьянский) дом родителей Николя, а главное, сама их жизнь - всё было под вопросом!

Денег из дома давно не слали.

Сестра - тоже Маруся! - начавшая первый курс химии в Казанском университете, вдруг прислала ему в Иркутск посылку с домашним салом и грубого помола мукой. Эта посылка очень развеселила вообще склонного к некоторому легкомыслию Николя. Во всём - кроме работы, учебы и профессии. Янковский уже в молодые годы был серьезной фигурой среди архитекторов Сибири, Маньчжурии и Северного Китая.

А когда знаменитый миллионер Второв заказал ему проект виллы в предгорьях Кяхты и попросил не затруднять себя вопросом стоимости во имя профессиональных забот и стиля восточного "модерна" (Шехтель или Шпиц на маньчжурский манер!), то Маруся Батурина первый раз провела с ним ночь.

Притом сделала это откровенно. Отослала всю компанию из трех десятков поклонников, родственников, друзей в банкетный зал, где был накрыт ужин, а сама - в платье с глубоким декольте, с треном, лазорево-синего крепдешина протянула руку только успевшему щелкнуть каблуками юному Янковскому.

Они поднялись, не оглядываясь, по широкой лестнице со старинными китайскими вазами в княжеский номер Радзивиллов.

Десятилетняя Анечка стояла тогда около своей французской бонны, следя за ними и мечтая только об одном - об английском винчестере. Папа привез ей из Лондона. Но он был далеко! Так же как далеко был и сам отец. Он уже полгода как жил в Монте-Карло. Приобрел дом, потом продал его. А скорее всего проиграл...

Но всё это меньше всего волновало его дочерей. А уж тем более десятилетнюю влюбленную Анечку.

Все это были дела "маман", а она была то ли в Троицкосавске, то ли в Кяхте, но собиралась, как писала дочерям, в Петербург. А потом к мужу на Лазоревый берег!

"Что-то Георгий уж больно разгулялся! Пора и честь знать. Все-таки у него три дочери на выданье. Деньги - деньгами, а фамилию тоже надо соблюдать!"

Вот, "соблюдает фамилию" и самый старший из ее внуков -- Ростислав Николаевич Янковский. Это его храп раздается по всей квартире непроветриваемой, давно не убираемой. Забитой старинными картинами, восточными диковинками и прочей когда-то блестящей рухлядью...