Белый Бим Черное ухо

Утром они вместе собрали рюкзаки, протерли от масла стволы ружья, легко позавтракали (на охоту идти – нельзя нажираться), проверили патронташ, перекладывая патроны из гнезда в гнездо. Работы было много за этот короткий час сборов: хозяин на кухню – Бим на кухню, хозяин в чулан,

– Бим туда же, хозяин вынимает консервную банку из рюкзака (неудобно легла) – Бим берет ее и сует обратно, хозяин проверяет патроны – Бим следит (не ошибся бы) и в чехол с ружьем надо ткнуться носом не раз (тут ли?) А к тому же в такие колготные минуты чешется за ухом от волнения – то и дело поднимай лапу и чеши, будь оно неладно, когда и без того хлопотно до последней степени.

Ну, собрались. Бим был в восторге. Как же! Хозяин, уже в охотничьей куртке, перекинул на плечо охотничью сумку, снял ружье.

– На охоту, Бим! На охотку, – повторил он.

«На охотку, на охотку!» – Говорил глазами и Бим в восхищении. Он даже чуть привизгивал от переполнившего чувства благодарности и любви к своему единственному в мире другу.

В тот момент и вошел человек. Бим его знал – встречал во дворе, – но считал малоинтересным и не заслуживающим какого-либо особого внимания с его стороны. Коротконогий, толстый, широколицый, он сказал чуть скрипучим баском:

– Привет, значит! – и сел на стул, вытирая лицо платком. – Та-ак... На охоту, значит?

– На охоту, – недовольно буркнул Иван Иваныч, – по вальдшнепам. Да вы проходите – гостем будете.

– Вот та-ак... На охоту... Придется повременить, значит.

Бим переводил взгляд с хозяина на гостя, удивленно и внимательно. Иван Иваныч сказал почти сердито:

– Не понимаю вас. Уточните.

И тут Бим, наш ласковый Бим, сначала слегка взрычал и вдруг гавкнул. Сроду такого не было, чтобы вот так – дома и на гостя. Гость не испугался, он, оказалось, был равнодушен.

– На место! – так же сердито приказал Иван Иваныч.

Бим повиновался: лег на лежак, положил голову на лапы, и смотря в сторону чужого.

– Ишь ты! Слушается, значит. Та-ак... Значит, он и жильцов в подъезде облаивает так же, как, допустим, лисиц?

– Никогда. Никогда и никого. Это впервые. Честное слово! – тревожился Иван Иваныч и сердился. – Кстати, к лисицам он никакого отношения не имеет.

– Та-ак... – снова протянул гость. – К делу давайте.

Иван Иваныч снял куртку и сумку.

– Я вас слушаю.

– У вас, значит, собака... – начал гость. – А у меня, – он вынул бумагу из кармана, – жалоба на нее. Вот. – И подал бумагу хозяину.

Читая, Иван Иваныч волновался. Бим, заметив это, самовольно сошел с места и сел в ногах друга, как бы защищая его, но на гостя уже не смотрел, хотя и был настороже.

– Глупости здесь, – сказал Иван Иваныч уже спокойнее. – Чепуха. Бим – собака ласковая, никого он не укусил и не укусит, никого не обидит. Собака интеллигентная.

– Хе-хе-хе! – потряс животом гость. И чихнул некстати. – У-у, быдло! – обратился он беззлобно к Биму.

Бим отвернулся в сторону еще больше, но понял, что разговор идет о нем. И вздохнул.

– Как же это вы так рассматриваете жалобы? – спросил Иван Иваныч, теперь уже совсем спокойно и улыбаясь – на кого жалоба, тому и даете ее читать. Я бы вам и так поверил, по пересказу.

Бим заметил в глазах гостя смешинку. А тот проговорил:

– Во-первых, так положено. Во-вторых, жалоба не на вас, а на собаку. А собаке мы не дадим читать. – И рассмеялся.

Хозяин тоже посмеялся малость. Бим даже и не улыбнулся: он знал, что речь о нем, а что к чему, не мог взять в толк – очень уж непонятный гость оказался. Тот ткнул пальцем в сторону Бима и сказал:

– Собаку надо увольнять. – И отмахнул рукой к двери.

Бим понял, что от него требуют точно: уходи. Но от хозяина он не отступил ни на сантиметр.

– А вы позовите жалобщицу – поговорим, уладим, может быть, – попросил Иван Иваныч.

Гость, сверху ожидания, вышел и вскоре же вернулся с женщиной.

– Вот, привел тебе тетку, значит.

Бим ее тоже знал: небольшого роста, визгливенькая и жирная, она, однако, днями сидела на скамейке во дворе с другими свободными женщинами. Однажды Бим даже лизнул ей руку (не от избытка чувств только к ней лично, а к человечеству вообще), отчего та взвизгнула и стала кричать что-то на весь двор, обращаясь к открытым окнам. Что уж она там кричала, Бим не понял, но испугался, бросился прочь и зацарапал в дверь домой. Больше вины за ним перед теткой не было. И вот она вошла. Что с ним сделалось! Он сначала прижался к ногам хозяина, а когда тот погладил его, то поджав хвост, ушел на лежак и смотрел на нее исподлобья. Он ничего не понимал из слов тетки, а она стрекотала сорокой и все время показывала свою руку. Но по этим жестам, по сердитым ее взглядам Бим понял: это за то, что лизнул не тому, кому надо. Молод, молод, был Бим, почему и не все еще соображал. Может быть, он думал и так: «Виноват, конечно, но что поделаешь теперь». По крайней мере, что-то подобное в его глазах было.

Только невдомек Биму, что обвиняли его ложно.

– Укусить хотел! Укуси-ить!!! Почти укуси-ил! Иван Иваныч, перебив стрекот тетки, обратился прямо к Биму:

– Бим! А принеси-ка мне тапки.

Бим исполнил охотно и лег перед хозяином. Тот снял охотничьи ботинки и сунул ноги в тапки.