Белый Бим Черное ухо

Для примера возьмем одно заседание – очень важное заседание, если говорить без шуток.

Пять часов дня. Близится вечер. Бригадиры бросили поле и прискакали в правление по срочному вызову через нарочного. Прохор Палыч дает распоряжение:

– Расширенное заседание назначаю в семь! Так и объявите! Чтоб все были ровно в девять! Немедленно сообщить всему руководству животноводства, строительства и подсобных предприятий: каждый с докладом. Все!

И пошли бригадиры по дворам уже пешим ходом.

В тот вечер я сидел у Евсеича на диванчике и почитывал. Сам Евсеич плел вентерь и подпевал тихонько, а Петя писал что-то за своим столом и не давал покоя старику:

– Как, говоришь, дедушка? «Богом данной мне властью» и…

– Вот пристал! Ну, «Богом данной мне властью мы» – не я, а мы – «Мы, царь польскай и князь финляндскай и проча, и проча, и проча»…

– А вместо «проча» не писали «и тому подобное»?

– Терентий Петрович говорит, что можно «и тому подобное».

– Нет, не писали: писали «и проча». Да на что это тебе потребовалось? И все ему надо. На кой ляд тебе, как цари писали?

– Для истории, дедушка! – отвечает Петя, а сам ухмыляется.

– Ну, для истории – валяй!

В это время вошел Платонов и объявил мне о заседании правления. Опять?

– Опять, – махнул он рукой. – Пропали не спавши! Аж кружение в голове… Одним сторожам только и покой ночью, не трогает пока.

Из хаты мы вышли вчетвером: Платонов и я – на заседание правления, Евсеич – на пост, сторожить, а Петя нырнул в калитку к прицепщику Терентию Петровичу (о котором речь впереди). Потом Петя появился в правлении, снова исчез и наконец смирненько уселся в уголке на полу. Когда мы шли на заседание, Платонов спросил Евсеича:

– Отнес?

– Сдал самому Ивану Иванычу и от себя добавил на словах. Приходим в правление. Народ начинает помаленьку собираться.

Усаживаются. Однако избегают садиться на скамейки, а больше – вдоль стен на полу и даже между скамейками. Это для того, чтобы удобно было во время заседания поспать, свернувшись калачиком или привалившись головой к соседу. Докладов намечено чуть ли не десять и, кроме того, разбор заявлений, которые лежали перед Прохором Палычем, как стопка вчерашних блинцов, с обтрепанными и завернутыми краями. На столе председателя стоял колокольчик, снятый с дуги: для наведения порядка. На свадьбы Самоваров, правда, продолжал его давать и сам охотно там присутствовал, но чтобы на следующий день колокол снова был на месте.

Колокол оглушительно прозвонил, кто-то тихонько сказал: «Поехали!», а Прохор Палыч объявил:

– Расширенное заседание совместно с руксоставом колхоза «Новая жизнь» считаю открытым. По первому вопросу ведения слово предоставляется мне лично. Товарищи! Сегодня мы, собравшись здесь, заслушаем весь руксостав, рассмотрим весь колхоз. Вопрос один: укрепление колхоза и путь в передовые. В разных, могущих быть возникнутыми, – разбор заявлений. Порядок докладов продуман: первый – бригадир полеводческой бригады товарищ Платонов.

– Подвезло тебе, Яков Васильевич, – вздохнул Катков, – отчитался – и на сон, под лавку.

Прохор Палыч брякнул колоколом и продолжал перечислять порядок докладов:

– Завкладовой, птичница, телятница, все конюха, затем остальные бригадиры. Слово для доклада даю товарищу Платонову. Вам час дается.

– Не надо мне час.

– А сколько?

– Нисколько.

– Как так?

– Очень просто. Нечего мне говорить – вчера докладывал. Вы должны знать и так, без доклада.

– Я без тебя знаю, что я должен знать. И знаю все. Но порядок такой: в докладе должен сообщить, и внутрь глянуть, и вывернуть все на самокритику. Давай!

– Все у меня благополучно.

– А я говорю, докладывай! Не мне докладывай – народу! Вот они!

И Платонов скрепя сердце, нудно, не похоже на самого себя стал отчитывать, как дьячок. И голос-то у него сделался какой-то унылый, и речь несвязная, а все-таки говорил. Стоит ли перечислять то, о чем он говорил, и так надоело!

Прохор Палыч заставлял говорить одного докладчика за другим и думал: «Я их раскачаю! Заговорят как миленькие, разовьются!»

Катков шепнул Пшеничкину:

– Тебе, Алеша, дать, что ли, поспать сегодня? Твой доклад в самой середине, беда тебе не спавши!

– Дай, пожалуйста, Митрофан Андреевич! Умру без сна – четвертые сутки!

– Часа на два могу, а больше дару вряд ли хватит, Алеша.

– И на том спасибо! Мне больше и не надо. Я, может, до полночи еще прихвачу немного.

И около двенадцати часов ночи, когда Прохор Палыч выкликнул фамилию Пшеничкина, тот безмятежно спал, свернувшись калачиком в углу, а около него сидел и бодрствовал Катков. Когда он услышал слово «Пшеничкин», то встал и сказал:

– Мой доклад, Прохор Палыч, а не Пшеничкина, ошибочка произошла. И к тому же я приготовился. Любил такие передовые выступления Прохор Палыч и поэтому сказал:

– А может, и ошибка, тут голова кругом пойдет. Давай!