Белый Бурхан

Повернули. Теперь буран хлестал в спины и подгонял их белой хворостиной. Версты через две показались темные избушенки, пахнуло дымком и кислятиной, послышался собачий брех. Скоро и жилье сыскали — чье-то заброшенное зимовье, судя по постройке, теленгитское: ни окон, ни крыши, только дверь… Им-то что — костер запалили и тепло и светло!

Акулина сразу же занялась по бабьей части обживать жилье, а Фрол и Кузьма из дров поленницы начали себе шалашик ладить с подветренной стороны.

— И чего дуруют? — покрутил Макар головой. — Аль тут им было бы тесно с нами? Ух, темнота!

— Вера у них такая, — вздохнул Родион, — на все запрет.

— Ну и сидели бы дома!

Скоро буран утих, а к вечеру начал иссыхать и выпавший снег. Тучи ушли, выкатило солнце и можно было сызнова собираться в дорогу, но Макар вдруг загрустил. Сел на порожке и, сцепив руки на коленях, мучительно и напряженно морщил лоб. В глубине души он уже клял и ярмарку, и дорогу, и Кузевана, и самого Родиона, заторопившего его. Акулина старалась не влезать ни во что, ожидая, когда с мужика ее целиком слезет торгашеская дурь и он сам предложит заворачивать стадо обратно, домой…

Родион заглянул в шалашик к темноверцам. Фрол и Кузьма стояли головами к выходу на коленях, их ладони лежали на грязной от подтаявшего снега земле, а лбы покоились на тыльных сторонах ладоней. Почуяв чужака, поднялись, обтерли ладони о штаны, уставились на гостя.

— Нечего лбами землю мять! — сказал Родион строго. — Идти пора, пока ведро!

Обе головы кивнули враз, оба рта раскрылись, как по команде:

— Посейчас, тово…

Макар с Акулиной уже сбили свое стадо в кучу и о чем-то тихо перешептывались. Взглянув на них, Родион от души пожалел горемык: он-то с темноверцами за счастьем лыжи навострил в дальний путь, а эти-то — куда и зачем? Тряпка лишняя бабе понадобилась? Жизни им без той окаянной тряпки нет, что ли? К месту буран! ан, дурь-то малость и повыдуло? Ничего, дальше дорога слаще этой будет — ни жилья, ни лесочка поблизости, одни скалы! Да и на ночную стоянку Родион больше не рассчитывал: убегать надо из Алтая, пока зима колуном не трахнула по дурной башке! Там, по ту сторону Сайлюгема, путь иной!..

Встали рядком все трое, наспех помолились за себя, за единоверцев, за весь мир. Особую молитву счел Макар за сохранность живота скотского и за благополучный путь… Поди, сам ту молитву и придумал? Не было ведь такой, не помнил Родион…

— С богом! — подбил сборы Макар и первым вышагнул на дорогу.

Едва прошли с версту, как пришлось остановиться. Во всю ширину езжей части текли стада овец, коз, быков, коней…

— Батюшки-светы! — ахнула Акулина и перекрестилась на ближний коровий зад. — Никак к кочевникам, к калмыкам пристали!

— Какие кочевники? — хохотнул Родион. — Ярманка идет!

— Ну и слава господу! — обрадовался Макар. — Все — попутчики! А я уж подумал, что одним дураком оказался…

Доктор был дома, но отца Лаврентия Галина Петровна к нему не впустила:

— Прием больных. Пока нельзя. Можно заразиться. Иерей поморщился и присел на табурет Дельмека.

— Как же вы сами-то не боитесь заразы? — спросил он, выдержав паузу. Ведь они всего могут к вам в дом натащить!

— Я — жена врача, первый санитар. Чего же мне бояться!.. Да и заразы мало, все — простуды… Сегодня вот мальчика привезли из Ябогана с признаками скарлатины… Давно не было!

— Да-да, — отозвался отец Лаврентий рассеянно, — эти их ужасные ямы, в которых они держат младенцев… Бр-р! Тысячами ведь мрут! Родился — и сразу в могилу…

Галина Петровна рассмеялась:

— Кто это вам таких страхов наговорил? Ямки сейчас редко у кого выкопаны в аиле. Чаще в колыбельках младенцев держат… Уж только самый отъявленный дикарь или лодырь такое позволит!

— Но дети-то мрут? Мрут как мухи!

— Да, смертность высокая. Но тут не только быт теленгитов виной…

— Надолго эта бессмыслица у него?

— Трудно сказать уверенно… Хотите чаю? Завозился в сенях Дельмек, поскребся в дверь, нерешительно открыл ее, шагнул было через порог, но тут же испуганно попятился, едва не рассыпав охапку только что наколотых дров.

— Входи, входи! — засмеялся священник. — Я тебя не съем.

— Драстуй, поп.

— Не поп, балда, а — батюшка, святой отче! — поморщился отец Лаврентий.

— Помер. Медведь задрал.

— Кто помер? — не понял иерей.

— Отец, мои батюшка, помер. Давно.

Галина Петровна прыснула в кулачок. Но совсем иначе воспринял слова Дельмека священник. Он встал и грозно шагнул навстречу алтайцу-санитару:

— Издеваешься, дикарь? Над саном моим смеешься?.. Да я тебя, сатану, в порошок сотру!

— Успокойтесь, Лаврентий Егорович! — поспешила на выручку хозяйка дома. — Он вас не понял всего-навсего!

Отец Лаврентий топнул ногой, погрозил Дельмеку пальцем:

— Все он понял, каналья! Не любишь меня, боишься, все едино — терпи! Понял?

— Извиняй, поп-отец! — пролепетал Дельмек и, схватив с лавки полные ведра, устремился на улицу. — Плохой стала вода! Новой принесу!