Белый Бурхан

— Они — люди хана Ойрота?

— Да.

Поймав вопросительный взгляд хозяина аила, Ыныбас улыбнулся:

— Я — брат Оинчы. Надеюсь, Яшканчи передал тебе его привет?

— Ыныбас? — Чет ответно улыбнулся и протянул руки гостям: — Дочка! Корми и пои гостей!

— Нет-нет! — поднял ладонь Ыныбас. — Мы только заехали погреться! Нас ждут люди за перевалом…

Но Чугул уже порхала по аилу, собирая на тепши все необходимое. Ее монисто позванивало, косички прыгали по спине, а быстрые шаги слышались то за перегородкой, то у очага, то у постели больной матери.

Ыныбас первым сел выше огня, принял пиалу из рук девочки:

— Расти красавицей, Чугул!

— Вы знаете мое имя, дядя Ыныбас? — удивилась та.

— Он все знает, — сказал второй гость глухо. — И не только то, что было, но и то, что будет!

Чет с сомнением покачал головой:

— То, что будет не знает никто… Да и зачем знать? Хорошее будущее обрадует, плохое — огорчит, только и всего…

Ыныбас вздохнул и поставил пиалу в ноги. Его примеру последовал и второй гость.

— Какие новости в горах? Мы в Терен-Кообы, как в яме…

Этого традиционного вопроса Ыныбас боялся больше других. Он не знал, как на него ответить, а Пунцаг вообще мог отмолчаться: бурхан, житель неба, что ему до земных забот! Тем более, что и сам их визит к Чету Чалпану прихоть бурхана, а не какая-то необходимость…

— Значит, и у вас нет новостей? — спросил Чет разочарованно и потянулся к своей пиале с чегенем. — Тогда, Ыныбас, скажи мне о цели твоего приезда, что хотел попросить Оинчы, какое дать поручение?.. Мой сосед Яшканчи говорил, что вы с братом отправили его сюда, где будут происходить какие-то события… Но пока ничего не происходит, если не считать, что травы в долине становится все меньше, и весной нам всем троим придется разъезжаться в разные стороны…

Ыныбас смущенно опустил голову: слова Чета Чалпана оказались для него труднее вопроса. Но на помощь неожиданно пришел бурхан Пунцаг:

— Новостей в горах много! Какие же из них тебя интересуют в первую голову?

— Белый Бурхан и хан Ойрот! Что о них теперь говорят горы?

— Хан Ойрот собирает воинство Шамбалы. За Алтай придется драться с русскими, и не только с ними…

Чет Чалпан отпил глоток из своей чашки, кивнул головой:

— Значит, Хертек был прав. Хан Ойрот пришел не для того, чтобы утирать нам носы… Прости, гость, я слушаю тебя.

Но теперь взволнованно заговорил Ыныбас:

— Да-да, Чет! Алтай надо обновить! Хватит ему задыхаться в нужде, невежестве и темноте!

— Значит, война с русскими? Зачем?

— Мы не собираемся воевать с русскими! — отрезал Ыныбас. — У нас хватит и других врагов! Баи, купцы-чуйцы, зайсаны, камы…

Чет рассмеялся:

— Получается, Ыныбас, что ты будешь воевать со своим братом — камом Оинчы? Ну и что вы с ним не поделили?.. Нет, гости, война Алтай не обновит! Она только увеличит нищету, темноту и мрак… Белый Бурхан несет свет разума, а хан Ойрот — оружие чести! Плохо вы слушали горы, гости! Не поняли их язык…

Ыныбас и бурхан Пунцаг удивленно переглянулись. Слова Чета шли поперек всему, что они делали сейчас и собирались делать завтра! Нет, не случайно они заехали в эту долину!

— Спасибо, Чет, за тепло очага! А тебе, Чугул, спасибо за угощенье! — поднялся Ыныбас. — Нам пора… А Оинчы уже не кам, он тоже служит бурханам. Но твои слова я передам ему…

— И бурханам — тоже! — добавил второй гость.

Яшканчи провожал Хертека до перевала. А сборы и прощание были короткими: старый воин готов был подняться в боевое седло в любой момент и, когда он наступил, заторопился больше, чем надо. Но особенно удивила Яшканчи и Адымаш Савык: не залилась слезами, не бросилась на шею, не посмотрела упрекающим взглядом. Только потупилась, кусая губы:

— Я тебя буду ждать, Хертек.

— Я могу не вернуться. Уезжай к своим, на Бухтарму.

— Нет, Хертек. Я буду тебя ждать здесь.

Она сама подвела мужа к стременам, подала повод и молча отошла в сторону. Адымаш вздохнула и отвернулась она бы так не смогла, не сумела. И никакая женщина-алтайка, будь у нее даже каменное сердце, а не живое, тоже бы не смогла проводить мужа в неизвестность, как чужого…

Все жарче разгоралось небо за ребристым изломом Теректннского хребта, убегающего в бесконечность.

— Я о многом не успел поговорить с тобой, Яшканчи, — сказал Хертек виновато, пряча глаза. — Ты даже имени моего не знаешь!

— Да, они спрашивали у меня твое имя.

— Когда-то меня звали Бузур-оолом. Это имя наводило на врагов страх, а друзьям давало надежную защиту.

— Почему же ты не испугался позора и поменял свое имя?

— Чтобы не болтаться на веревке, переброшенной через черную верблюдицу! У меня не осталось друзей, но еще были живы мои кровные враги! И их было много.

— Свое имя ты вернешь у хана Ойрота.

— Я не буду возвращать свое имя, Яшканчи. Оно умерло вместе с нашей борьбой за справедливость… И если мне суждено погибнуть в новой борьбе, то я погибну под именем Хертека!