Белый Бурхан

— Ты прав, доромба. Садись сюда. От меня нет заразы. Я умираю от старости… Готовить меня к смерти не надо — я подготовился к ней сам. А вот обряжать мое тело придется тебе, доромба, другого ламы нет поблизости… Я хотел бы из пяти стихий успокоения выбрать огонь: сожги меня вместе с этой юртой… Она никому не нужна… А вот бурханы надо поставить на место, в дуган. Они мне не принадлежат.

— Это сделает Чампа.

— Это сделаешь ты, доромба. Чампа не смеет входить в дуган! Он проклят ламой Жавьяном двести лун назад. Потому и ходил накорпой в Лхасу, чтобы сменить имя… Ганджур можешь взять себе: после моей смерти его все равно выкрадут…

Бабый отрицательно кивнул головой:

— Мне негде хранить эти книги.

— Ты много успел прочесть?

— Закончил первый том.

— Значит, осталось всего сто семь? — Старик вяло улыбнулся. — По неделе на каждый — почти вся молодость.

— У меня нет времени на это, сада Мунко! — Бабый отвел глаза. — Читать Ганджур — гору ковырять ножом… Ни сил, ни времени не хватит!

Сада Мунко вздохнул:

— Мудрость всегда обходится дорого, доромба. И богам, и тенгриям, и ассуриям,[46] и людям… Особенно — людям, небожители получают ее прямо от богов…

Бабый не стал спорить — старик уже отходил, мысли его путались. Но через мгновенье он понял, что ошибался — старый мудрец говорил внятно, связно и убедительно. Но мысли его были непривычны и как-то не вязались с представлениями доромбы.

— Мысль всегда имеет силу закона. Это — мудрость таши-ламы и лхрамб, мысль-действие принадлежит к мудрости высоких лам. А вот мысль как правило жизни — это уже, доромба, наша с тобой мудрость на всю жизнь!

— Невелика ценность мысли, — буркнул Бабый, — если она бессильна! Какой от нее прок людям?

— Ты не прав, доромба. С помощью нашей мудрости мы помогаем людям жить и преодолевать трудности. Это не так мало!

— Для меня — мало. Ничтожно мало!

— Ты — молод, доромба, и потому торопишься… Сними с меня ладанку, распори ее ножом, там лежит монета со знаком огня… Мне ее дал Гонгор… Хубилган Гонгор…

Старик задыхался и уже не мог говорить. Бабый сорвал ладанку, разодрал ее зубами — искать нож было уже некогда. Монета сама упала ему на ладонь: серая, невзрачная, со знаками молний, вставленных друг в друга крестом и загибающихся в левую сторону двумя изломами. Бабый сразу вспотел: знак Идама! Как попала к старику эта страшная монета? Ах, да… Ему ее дал хубилган Гонгор! Зачем?

— Иди в дацан Эрдэнэ-дзу, — прошептал умирающий, — там отдашь монету Гонгору и скажешь… И скажешь, что сада Мунко не успел ничего сделать… Еще скажешь, что таши-лама…

Старик захрипел, выгнулся дугой и медленно обмяк.

Бабый вытер потный лоб, шагнул к выходу:

— Эй, кто там? Он умер.

Глава четвертая ЧЕРНЫЙ КОЛДУН

Донельзя оборванный человек, измученный жаждой и голодом, вел в поводу такого же изможденного коня. Куулар нахмурился: через Хемчик идут только чужаки и те, у кого есть причины не мозолить глаза людям. Как ему самому, к примеру… Но у него сейчас дорога прямая и хоженая — на Убсу-Нур, через Гоби, в Тибет. А этот куда и зачем идет?

«Надо помочь ему выбраться к людям, — подумал Куулар, — а то пропадет в этих глухих местах, сгинет, как трухлявый гриб под копытом…»

— Эй, путник! — негромко окликнул его Куулар по-тувински. — Куда идешь, зачем? — И, чтобы ободрить, а не испугать отчаявшегося человека, деланно, но дружелюбно рассмеялся.

Человек вздрогнул от звука его голоса и спрятался за коня. Потом выглянул из-за седла, что-то ответил гортанно, напомнив Куулару северо-западные земли, в которых недавно побывал, где люди больше надеялись на звериный рык в голосе, чем на его мягкое и бархатистое звучание.

Куулар умел оценивать людей с первого взгляда, но тут и он встал в тупик: что с этим парнем, почему он так напуган, как попал сюда, в Бай-Тайгу, от кого бежит? Куулар не любил слабых духом и телом, относился к ним с презрением и недоверием. Слабый человек глуп и нерешителен — это основные черты его характера. Но он же способен на дерзость и даже завидное мужество — слабые люди всегда любят только самих себя. Но и на измену и предательство он тоже способен — ничем не оправданную измену, случайную, ведущую к печальным последствиям…

Этот незнакомец с первого же взгляда поражал своей животной трусостью: за несколько дней, что он провел в тайге и горах, так переродиться из человека в зверя способны только поэтические, мечтательные или запуганные насмерть натуры.

— Не прячься, у меня нет оружия! — сказал Куулар и показал голые руки. — Ты идешь к людям, почему же боишься их? — Он рассмеялся, на этот раз искренне. — Выходи, я тебя не съем!

Парень испуганно дернулся, робко вышел из-за коня, подрагивая коленками, сделал несколько шагов навстречу Куулару, остановился. С минуту так они и стояли, рассматривая и оценивая друг друга, решая, как поступить. Подозрения Куулара укрепились еще больше — незнакомец был растерян, сбит с толку, сокрушен дорогой и вряд ли понимал, куда это он забрел.