Читаем Белый человек полностью

— Не знаю, вряд ли. Но он — тот еще кобель. Как и этот ваш Василь. Меня бесит, что он подкатывает к моей мамке. Ей вроде нравится, но представь, каково мне будет, если у меня появится новый белый папочка? Может, она прямо сейчас с ним. Не хочу об этом думать. А еще он зазнайка, и это тоже меня бесит. Он смотрит на меня, как на говно. Однажды он со мной повел разговор о том, что понимает, каково это — быть не таким, как все! Да пошел он в жопу! Я, может, и педик, зато не урод. Кто знает, что там у него, в его белой башке. Да какая разница! Чем больше женщин умрет, тем лучше. И еще бы женушку твою кто прихватил.

— Не говори так, прошу. И ведь твоя мама — тоже женщина.

— Мама — это другое. Но если она умрет, я не расстроюсь. Лишь бы ты был рядом и утешил меня.

Евгений чмокнул Глеба в лоб.

— В тебе кричит юношеский максимализм. За это я тебя и люблю.

— А когда я стану старым, разлюбишь?

— Не говори глупостей.

Евгений поцеловал Глеба. Домой он вернулся позже, чем рассчитывал.

III. Компания

Зачем человеку нужна компания? Почему в одиночестве он тоскует и бросается на стены, как бешеная собака? Почему старается заглушить тишину фальшивым пением, бессмысленными фразами, обрывками мыслей?

Потому что окружающий мир — это враждебная среда, темный коридор в неизвестном доме, где нет дверей и всюду только дверные проемы, провалы в пустоту в сырых стенах. Скрипучий пол выдает тебя с головой и оповещает того, кто ждет тебя в темноте. Вокруг сыро и пахнет мокрым деревом. Воздух затхлый. Думаешь о погребе, червях и гроздьях грибов. Грибы — болезненно-яркие и растут из одной точки, больше похожие на волосы, тянущиеся из бородавки. Живот сводит и тебя тянет по малой нужде.

Вдвоем брести в неизвестность гораздо легче, можно что-то шепнуть и надеяться на ответ. И даже если неведомое чудовище бросится на тебя из темноты, есть шанс, что вместе вы сможете его одолеть. Но я знаю: ты пытаешься убедить себя в этом. И ты знаешь об этом. Под поверхностным слоем долга — тонким, как запястье школьницы, тонким, как бледная кожа старой девы, — щедрая жировая прослойка эгоизма. Кто-то другой нужен тебе не для того, чтобы разделить с ним твой страх, не для совместной охоты или дружного бегства. Нет, он нужен тебе для чего-то совсем другого!

Другой нужен тебе, чтобы им прикрыться.

Ты надеешься, что сможешь откупиться им, выторговать себе жизнь ценой его жизни.

* * *

Пейл Арсин сидел на скамье в маленькой камере, которая пустовала в участке городового уже много-много лет. Наверное, не все жители Приюта знали, что такая камера вообще есть. Приют, маленький городишко на краю света, где все друг друга знают, никогда не сталкивался с серьезными преступлениями. Иной раз кто-то затевал драку по пьяни или из-за любви (причины можно не разводить, если признать любовь опьянением), но серьезными правонарушениями это не назовешь. Когда-то давно, правда, говорят, на садовника Ефима нашло затмение, и он погнался с серпом за своим братом. Ту историю уже никто толком и не помнит. Ефиму недавно перевалило за сто, а брат его давным-давно умер. Теперь в городе происходило что-то исключительное, чего никогда не бывало, и это требовало принципиального иного подхода, а какого — Руслан не знал. Он смекнул, что самое правильное — изолировать Пейла. Не для того, чтобы ограничить его свободу, — а чтобы оградить его от возможных новых покушений. Поэтому он привел Пейла в камеру, которую до этого использовал как кладовку. Пейл не стал сопротивляться и сидел теперь там, среди смешного хлама: старых удочек, каких-то ящиков и потертых сапог.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее