Белый дирижабль на теплом море

За все время учебы домой удавалось вырваться всего на несколько дней. Николь отговаривалась летней практикой в госпиталях. И совсем не обязательно было знать Аделаиде Николаевой, что ее дочь сама напрашивается на дополнительную работу. Впрочем, мама есть мама, и она все понимала: Николь домой не рвалась. Ведь там она могла встретить все того же Зонгера. Отеческие поцелуи в щечку закончились, но взгляды гражданина государственного производителя становились все более откровенными. Ничего, есть в этом и положительная сторона – за летнюю работу в госпитале давали дополнительные талоны на питание и промтовары и даже платили настоящие деньги.

Последний курс. Некоторым девушкам уже исполнилось девятнадцать, и они имели настоящие официальные контакты с государственными производителями и гордо несли перед собой раздувшиеся животы – в их чревах росло очередное пополнение магической мощи Свободной Республики.

Официально вступать в контакты с противоположным полом разрешалось с совершеннолетия, наступающего в восемнадцать лет, ограничение было одно – партнер должен быть не ниже все того же восьмого магического уровня. Некоторые подруги воспользовались этим правом, и уже трое на их курсе родили здоровых крепких малышей, но сама Николь не спешила. У нее тоже все будет, и Николь, как добропорядочная гражданка, родит крепких магов государству. Вот уедет по распределению, и все у нее будет: и любовь, и дети, и счастье. Как в том фильме, который они смотрели в доме отдыха. Немного не вписывался в эти мечты Коська с его четвертым магическим уровнем, но кто же в восемнадцать лет не верит, что все будет хорошо? Ведь живут они в самом лучшем государстве, а потому иначе и быть не может.

***

– Николаева, у тебя через неделю день рождения? – поинтересовалась у Николь староста курса Эржина.

– Да, но откуда ты знаешь? – подумаешь, день рождения, такой же день, как и все, не лучше и не хуже других. Не кричать же об этом на всех перекрестках.

– Но как же, с этого дня твое имя вносится в государственный реестр потенциальных матерей. И я уже видела твое имя в списках, которые пришли в дирекцию!

– В каких списках? – у самого горла образовался холодный комок и уверенно стал раскидывать свои колючие щупальца. Сначала к голове – Николь почувствовала, как загорели щеки, а мозг словно оцепенел и съежился, потом мороз побежал по всему телу, мгновенно застудив кончики пальцев.

– В списках на контакт с государственным производителем, – ответила староста. Она гордилась тем, что всегда первая узнает все новости. – Поздравляю, Николаева. Скоро ты тоже станешь достойным и полноценным гражданином нашей республики!

– Да, спасибо, – отрешенно кивнула Николь.

Эржина потрясла зажатыми в руке бумагами и умчалась прочь.

Да, через неделю ей исполнится девятнадцать лет. Все верно. Но почему же так сразу? Она не готова! Не то, чтобы Николь не знала. Знала. С самого малолетства знала. Для этого их и готовили. Читали лекции. Следили за здоровьем. Развивали магический дар. Пришла пора начинать отдавать долг государству. Нечего бояться. Бояться совершенно нечего! Все прошли через это. И все живы. И даже счастливы.

***

– Николаева! – обратилась к Николь в день ее рождения директор училища гражданка Петайлова, вызвавшая студентку к себе в кабинет. – Вот твое направление на официальный контакт. Поздравляю тебя с вступлением во взрослую жизнь! – произнесла она так, как будто как минимум, вручала Орден Республики, а потом величественно добавила: – На завтра освобождаешься от занятий.

– Да, спасибо, – нужно протянуть руку и забрать бумагу. Только бы не грохнуться в позорный обморок! – Куда мне идти?

Гражданка Петайлова озабоченно, словно не знала ответ на этот вопрос, посмотрела в красную внушительную тетрадь, а потом сообщила:

– Об этом не волнуйся. И, Николаева, – директриса строго глянула на Николь поверх своих круглых очечков, – тебя выбрал для контакта очень уважаемый гражданин. Я, да что я, мы все верим, что ты не уронишь честь нашего учебного заведения! Можешь идти отдыхать, – и разрешила посетительнице удалиться.

Николь вышла из директорского кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. Вот так: «Верим, что ты не уронишь честь нашего учебного заведения» – это как? Как можно уронить честь заведения в таком… деликатном деле? Или не уронить? Слова гражданки директрисы только усилили волнение, и к вечеру, когда сама комендант общежития поднялась в комнату, где жила Николь с подругами, у девушки, похоже, поднялась температура. Может, обратиться в медпункт? Или уже поздно? И не будет ли это рассмотрено, как удар для чести всего училища?