Белый дом. Президенту Обама лично в руки. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В 1967 (одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году) при поступлении в советский медицинский вуз я сдал три экзамена. Два устных и один письменный. Химию и физику устно, сочинение же, на это отводилось пять часов, следовательно письменно. Выдержав конкурс – поступил. Анатомию человека изучали полтора года, еженедельно по две – три пары, это чистых три – четыре с половиной часа занятий. Почему говорю чистых? Потому что никто не жрал на занятиях поп – корн, не попивал прохладительную водицу, не забирался с ногами на стулья, не закидывал нижние конечности на столы и не выходил – заходил когда ему вздумается не испрашивая разрешения. Если бы кому – то нечто подобное могло прийти в голову (такое не могло прийти никому ни в чью и ни в какую голову) дикаря и невежду немедля бы с позором изгнали с учебного учреждения. Почему говорю занятий? Потому, что при появлении в аудитории Ивана Казимировича Сухинского все студенты вставали – раз, затем он интересовался усвоеным накануне опрашивая и выставляя отметки (каждому!), а не бросал в безмолвную и безответную пустоту глупейшие gluteus, peronius, gastrocnemius – два, затем, не кино крутил, а излагал новый материал своим умом и языком своим, а не киношным, будучи уверенным, что до нас дошло – три. Если бы кому, если бы кому бы то ни было из преподавателей пришло в голову стучать себя по лбу не говоря уже о жопе, повернутой ею же «лицом» к людям – придурка так же немедля бы упрятали в дурку. Без малого пол века прошло, а помню и буду поименно помнить всех, профессора Полянкина, доцента Кавешникова, Телевьяка, Сухинского… всех, мертвых – преворачивающихся в могилах от услышанного и живых – не верящих мне, потому что такого не может быть, но такое есть в стране Америке! Как, вопиет во мне, мое же естесство! Как ЭТО закатало в асфальт, уничтожило, сжило со свету, отправило на паперть ТО, что выстрадала и вымучила цивилизация на протяжении тысячелетий? Как ОНО умудрилось? Посмело как?

Нам не понять друг друга никогда. Никогда, никогда, никогда-а… “O, she is а great teacher!” – это мне президент каледжа. Заглянул, словно красное солнышко по утру в учебный клас, где great teacher перечитывала с экрана очередной опус, и исчез, словно привидение. Great teacher! Минуты вполне достаточно дабы вручить волчий билет и не подпускать на пушечный выстрел. Но кто же тогда останется? И почему я употребляю это дурацкое и неуместное словочетание “учебное учреждение”?

Пляж средь бела дня. Полно отдыхающих. Какой – то полудурок пританцовывая да причитая носится промеж распростертых тел неся ахинею, да не про себя – адресно распростертым телам, комментируя, пальцем тычет недоумок… Ну а тела? Тела подхихикивают, безмолвствуют тела, в лучшем случае отводят взгляд в сторону, чего мол с дурака взять… Сколько бы тебе, голубю сизокрылому позволили изгалятся так над добрыми христианами, думаю я очередную думу свою горькую, что в палате № 6 – № 203, что на пляже, скажем в городе – герое Одессе? Где бы ты был и что бы с тобой было через минуту, другую?

Набережная. Самый что ни есть центр, людей полно, на углу полицейский участок, а вот и сам страж при всех регалиях, в униформе собственной персоной. Навстречу ему ускоренным темпом рассекает странно – страшное существо, ободранное, грязнючее, вонючее, периодически выкрикивая нечто бессвязно. При каждом таком выкрике оно имитирует удар хуком “ОП!”, и прохожие шарахаются в сторону, матери прижимают детишек, лица мужского пола (носители оного) недоуменно косятся, облеченный в униформу и при всех регалиях страж безмолствует.

“Папа, а что в Америке на каждой автобусной остановке нищие?” – это мне сын. За всю Амерку не скажу, но на райском уголке Гаваях выходит что так. Или почти так. Потому как иногда их не видно. Но в большинстве своем присутствуют. На некоторых свили себе гнезда. В отличии от птичьих их гнезда выглядят несколько иначе. Тележки, груженые нехитрым бомжачим скарбом в виде бесчисленного количества кульков и кулечков, всякий хлам, рвань, гнилье – джентельменский набор бездомной нищеты пополам с расстроенной психикой радует взор повсюду – что в любом из парков, что на лавках, что на улицах. King Street. Королевская улица. Звучит! В десяти минутах ходу от резиденции. Где местная цыганщила развесила шатры прямо на улице. Омерзительнейшие, достойные Содома и Гоморры, сцены давным давно потерявших человеческое обличье животных разыгрываются прямо здесь, под лавками, на тротуарах, средь бела дня, на глазах прохожих, детей малых, в десяти минутах неспешного хода… Обходи – ка нас дорогой мэр, губернатор, начальник полиции и прочий руководящий люд стороной. Где я?