– Хороший день для похода! – воскликнул Крапчатый Ястреб, воздев руки к небу, и вспрыгнул на своего скакуна. – Помните, братья, что мы с вами отправляемся не за лошадьми ненавистных нам Вороньих Людей, а чтобы испить их крови и отомстить за наших погибших друзей и родных. Мы заставим их людей рыдать! И мы возвратим к родному очагу наших сестёр и жён!
Старый Медвежья Голова ходил по лагерю с погремушкой и возвещал о выступлении военного отряда. Он перечислял участников похода по именам и просил соплеменников молиться за воинов. Вскоре отряд стремительно умчался, оставив после себя клубящуюся в утреннем солнце пыль.
– Что же будет теперь? – спросила вслух Мари, ощутив острое чувство одиночества. В Крапчатом Ястребе она видела уже не только своего покровителя, но и близкого ей человека. К своему огромному сожалению, она плохо понимала его, но ей было хорошо рядом с этим мужчиной.
Теперь, когда он уехал на неопределённое время, она почувствовала себя брошенной…
Часто по вечерам в стойбище слышался стук бубна, вокруг большого костра по кругу танцевали юноши и девушки, взявшись за руки. Мари смотрела на веселье туземцев со стороны, иногда усевшись на земле неподалёку от сходки, иногда – прямо из своей палатки, устроившись у входа. Её по-прежнему изумляло, что дикари умели улыбаться и смеяться; она уже вполне освоилась среди этих людей, но в душе продолжала считать их существами иного сорта, поэтому всякое проявление добродушия и иных вполне человеческих качеств всякий раз глубоко удивляло её, но вместе с тем внутренне сильно сближало с Черноногими. Было в этой жизни что-то по-настоящему родное и зовущее. Изо дня в день она всё меньше чувствовала себя посторонней.
Пожалуй, единственным настоящим неудобством было тяжёлое кожаное платье. Зато не требовалось никакого нижнего белья и корсетов. Возможно, неосознанное стремление к освобождению от городской чопорности и строгого надзора вечно раздражённой матери нашло выход в обществе дикарей.
Мало-помалу индейский лагерь околдовал Мари, внушив спокойствие, убедив в надёжности. Хотя какое там спокойствие!
Как-то раз обезумевшая лошадь наскочила на соседнюю палатку и без труда опрокинула её, переломав длинные шесты. Под громкие возгласы хозяев индейцы пронзили взбесившееся животное стрелами.
Старики отрезали лошади голову и унесли её куда-то, оставив обезглавленный труп на съедение собакам, которые тут же набросились на окровавленную тушу и весьма быстро изорвали её на куски, жадно рыча и громко похрустывая костями. Буквально на следующее утро на краю стойбища послышались пронзительные крики, и через несколько минут мужчины приволокли дрыгавшееся тело тяжелораненого вражеского лазутчика. Белый Дух побежала со всеми посмотреть на него, и перед ней разыгралась чудовищная сцена жестокой расправы над беспомощным человеком: женщины, омерзительно визжа, принялись молотить раненого палками по голове и тыкать в него ножами. В считанные мгновения его тело превратилось в нечто бесформенное, и Мари поспешила отбежать, сжавшись от приступа тошноты и боясь лишиться чувств. Вдоволь насытившись своей ненавистью к врагу, женщины отрубили ему руки и ноги и привязали их к шестам, которые водрузили в центре лагеря. Очень скоро к этому месту нельзя было подойти из-за слетевшейся мошкары.
Кровь была естественным спутником индейцев, беспощадность составляла неотъемлемую часть их мира, равнодушная жестокость являлась сутью их образа жизни. Белый Дух очень скоро поняла это, хотя глубоко укоренившаяся в ней христианская мораль и не позволяла спокойно взирать на кровавые картины. Перестав содрогаться от ужаса, девушка всё же отворачивалась и уходила прочь, когда дело доходило до убийства…
Однажды на деревню обрушился шквальный ветер, опрокинувший несколько палаток и разметавший по всему стойбищу шкуры и одеяла. Следом пришёл проливной дождь, не прекращавшийся двое суток. Казалось, кожаные стены жилищ не выдержат такого потока воды и вот-вот лопнут под тяжестью небесной хляби…
Какая уж там надёжность! Каждый день мог принести смерть, боль, поворот к пугающей неизвестности…
Когда у Мари первый раз случились месячные, Женщина-Дерево отвела её в палатку, стоявшую в стороне от других жилищ, и дала понять, что покидать ту палатку нельзя. Внутри находились ещё две женщины в таком же состоянии и совсем дряхлая старуха, ухаживавшая за ними. Ближе к вечеру с Мари сняли платье и, подпалив какую-то сплетённую в косичку траву, стали окуривать всё её тело ароматным дымом. Особое внимание индеанки уделяли её влагалищу, окуривая его дымом и омывая ключевой водой по нескольку раз в день.
«Они уделяют много внимания всему, что происходит с телом, – рассуждала Белый Дух, наблюдая за действиями женщин. – Сколь беспощадны они к телу врага, столь же трепетны они по отношению к телу соплеменника, особенно к женскому… И они всегда окуривают людей дымом полыни. Похоже, эта трава занимает важное место в их жизни…»