Белый джаз

Два, судя по всему, прочитаны – решил сохранить? – без обратного адреса, рождественские марки 1957 года. Одиннадцать месяцев эти письма хранились в ящике – почему?

17 декабря 1957.

Дорогой сын,

Так грустно, что в эти праздничные дни ты не со мной. Обстоятельства были безжалостны к нам – вот уже несколько лет мы в разлуке. Остальные, конечно, тоже скучают, но не так, как я, и оттого я скучаю гораздо больше – в том числе о тех временах, когда мы были якобы счастливым семейством.

Хотя… странная жизнь, которую ты выбрал для себя, непостижимым образом успокаивает меня. Я не жалею о тех деньгах, которые я тебе высылаю, – даже посмеиваюсь про себя, когда твой отец читает список моих расходов, где встречаются кое-какие траты, которые я не спешу объяснять. Он, разумеется, считает, что ты скрываешься оттого, что боишься тягот реальной жизни. Я знаю, что обстоятельства нашей – и их – семейной жизни очень повлияли на тебя. Ты не можешь притворяться, как другие, и я люблю тебя за это. Должно быть, твои музыкальные интересы приносят тебе утешение, и я всегда покупаю пластинки, которые ты мне рекомендуешь, хотя это не та музыка, которую я предпочитаю слушать. Твой отец и твои сестры игнорируют эти пластинки, полагая, что я покупаю их лишь для того, чтобы быть поближе к тебе, так как с трудом переношу разлуку, но им невдомек, что я покупаю их, следуя твоему совету! Я слушаю их только тогда, когда никого нет дома и при выключенном свете. Каждый день я караулю почтальона, чтобы перехватить его, пока он не дошел до нашего дома – так, чтобы остальные не узнали, что мы общаемся. Это – наш секрет. Такой способ общения нов для нас с тобой, но, даже если нам и придется прожить так всю жизнь, точно давно потерявшие друг друга из виду приятели по переписке, живущие в одном городе, – я согласна, ведь мне прекрасно известны все те ужасы, что претерпели обе наших семьи за свою долгую безумную историю, равно как и то, что они с тобой сделали. Я понимаю и не осуждаю тебя. Это и есть мой рождественский подарок тебе.

С любовью,

Мама

Аккуратный почерк, бумага с шероховатой поверхностью – отпечатков на такой не сохраняется. Никаких упоминаний о Ричи и о прочих именах: «свою долгую безумную историю» – «обе наших семьи». Семья моего вуайериста: мать, отец, сестры. «Обстоятельства нашей – и их – семейной жизни очень повлияли на тебя».

24 декабря 1957.