Белый эскимос

Впервые в жизни мы с Лодочником получили еду для наших собак из рук женщины. Вечер выдался длинным и содержательным. Время от времени на пороге появлялись местные жители, чтобы поучаствовать в разговорах, первенство в которых всегда принадлежало Такорнаок. К полуночи Лодочник заснул, и, когда все посетители разбрелись, старуха завела рассказ о пережитом:

– С самого детства до старости я много путешествовала и повидала много краев, и за эти годы жизнь моя не была одинаковой. Знавала я и времена достатка, знавала и времена нужды. Как-то раз я даже повстречала женщину, которая спасла свою жизнь, питаясь трупами собственных мужа и детей.

Мы с мужем путешествовали из Иглулика в Понд-Инлет, и ночью ему вдруг приснилось, будто его товарищ съеден своими близкими. На следующий день, когда мы отправились в путь, наши сани то и дело стали застревать в снегу, однако, как мы ни старались, никаких помех мы не видели. Так мы и ехали весь день, а вечером разбили палатку. Утром смотрим – возле палатки куропатка. Я швырнула в нее клыком моржа, но не попала. Бросила топором, но тоже мимо. А потом мы двинулись в путь. Снег был настолько глубоким, что нам самим приходилось иногда тащить сани.

Вдруг мы услышали звук, похожий не то на рев смертельно раненого зверя, не то на далекий человеческий вопль. Когда мы подъехали ближе, стали различать слова. Сначала мы ничего не понимали, эти звуки доносились как будто откуда-то издалека. Вроде бы слова, а вроде бы и нет, голос был надломленный. Мы продолжали вслушиваться, пытаясь разобрать отдельные слова, пока, наконец, не поняли их смысл. Голос обрывался на каждом слове, но вот что он пытался выговорить: «Я не достойна теперь жить среди людей; я съела свою семью». Мы с мужем расслышали, что это была женщина, и, взглянув друг на друга, произнесли: «Людоедка! Что теперь с нами будет?»

Сначала мы заметили небольшое укрытие, построенное из снега и лоскута оленьей шкуры, из-под которого доносилось невнятное бормотание. Подойдя ближе, мы увидели обглоданную человеческую голову. А рядом, под этим жалким навесом из шкуры, на корточках лицом к нам сидела женщина. Она так долго плакала, что из глаз ее сочилась кровь.

– Кикак («Ты, моя обглоданная кость»), – произнесла она, – я съела своего мужа и детей.

Кикак – такое имя она дала моему мужу. Она казалась совсем обескровленной, кожа да кости, почти без одежды, потому что большую ее часть, рукава и подол, она съела. Когда муж над ней наклонился, она прошептала: «Я съела твоего товарища по песням». Муж ответил: «Тебе хотелось жить, поэтому ты выжила».

Мы тотчас разбили палатку рядом с ее укрытием и, отрезав кусок покрывала, соорудили из него маленькую палатку и для нее. Поскольку она была нечиста, жить в палатке вместе с нами она не могла. Она попыталась подняться, но упала в снег. Мы хотели дать ей замороженное оленье мясо, но, проглотив лишь несколько кусочков, она затрепетала всем телом и больше не могла есть. Мы отказались от нашей поездки и отвезли ее обратно в Иглулик, где жил ее брат. Потом она поправилась, вышла замуж за великого охотника Игтуссарсуа и стала его любимой женой, хотя он уже был женат. Вот так, но больше мне нечего сказать об этом самом страшном случае в моей жизни…

На следующее утро мы с Лодочником простились с хозяйкой и отправились домой в «Кузнечные мехи».

Сведения, полученные нами в этой рекогносцировке, давали надежду, что мы сможем выполнить многие из стоявших перед нами задач, если начнем объезжать окрестности вокруг базы на Датском острове. По всей округе было разбросано множество древних руин, изучение которых могло дать ценную информацию о развитии эскимосской культуры этих краев. И, наконец, люди племени айвилик из Репалс-Бей, помимо увлекательных историй о племенах, живущих к северу отсюда, около Иглулика и Баффиновой Земли, рассказали об удивительном народе из самой глубины так называемого Баррен-Граундса: об эскимосах, хоть и владевших тем же языком, что и они, однако живших удаленно от моря, и потому не занимавшихся промыслом морского зверя, основным занятием всех эскимосских племен. Место их проживания можно было отыскать в другой части тундры, между Гудзоновым заливом и арктическим побережьем Северо-Западного прохода.

Кнуд Расмуссен в «Кузнечных мехах», 1921. На стене висит большой портрет его жены Дагмар. Фото: Общество Кнуда Расмуссена