Белый флаг над Кефаллинией

Силясь воскресить прошлое, он устремлял застывший взгляд куда-то вдаль, в пустоту, и в памяти возникали тройники в Ломбардской долине, неподалеку от Милана, где он гулял со своей девушкой, — в ту пору Амалия еще была его девушкой; вспоминал, как они сидели у каменной ограды возле старой фермы. В то же время он видел дороги, которые вели на Аргостолион и по которым катились маленькие, сверкающие, точно игрушечные, автомобили; их становилось все больше и больше, и все они устремлялись к городу.

Он мысленно воспроизводил разговоры, которые они вели с Амалией, сидя под увитой плющом каменной оградой, но и это не помогло — вспомнить ее голос не удавалось. Она являлась перед ним либо совсем немая, либо с голосом Катерины. Одновременно он слушал своих офицеров — они докладывали о полученных по телефону распоряжениях командования.

«Всем старшим офицерам дивизии надлежит явиться к генералу для участия в военном совете. Генерал намерен обсудить требования подполковника Ганса Барге».

«Неужели сдадимся?» — спрашивал себя капитан.

«Командирам подразделений оставаться на местах».

Капитан направил бинокль на город, пытаясь отыскать среди нагромождения домов знакомый фасад итальянского штаба. Ему показалось, что он его узнал и даже увидел в окно сидевшего за письменным столом генерала в тот самый момент, когда тот, не отрывая глаз от листа бумаги, белевшего в его бессильно упавших на стол руках, выслушивал соображения старших офицеров. Капитану почудилось даже, что он может различить, что написано на листе, который держит в руках генерал: это был приказ «Супергреции» о сдаче оружия подполковнику Гансу Барге.

Капитан перевел бинокль на «юнкерсы». Они по-прежнему летали в поле действия зениток. И он снова подумал, что из-за этого проклятого мундира приходится ждать, пока кто-то примет решение и за тебя, капитана Пульизи. «Что ж, в конце концов это даже удобно — пускай за меня решают генерал или созванные на военный совет старшие офицеры».

«Какое, однако, они примут решение?» — спрашивал он себя.

Вскоре крохотные автомобили выехали из Аргостолиона и устремились по дорогам острова в обратном направлении: старшие офицеры возвращались на свои командные пункты. По склонам холмов и гор, среди сосновых лесов вновь замелькали яркие блики — отсветы автомобильных стекол и полированных крыльев машин. Зазвонил полевой телефон, и незнакомый телефонист произнес:

— Все старшие офицеры, кроме двух, высказались за сдачу оружия немцам.

«Завтра, в 11 часов утра, на площади Валианос», — машинально повторил про себя капитан Альдо Пульизи. Встретив вопрошающий взгляд Джераче, офицеров, солдат, чтобы не видеть их глаз и не отвечать на их вопросы, он отошел подальше от палатки и сел под оливой, откуда был виден залив и весь Аргостолионский полуостров до самого мыса Святого Феодора — широкая пустынная морская гладь.

«Правильно ли это решение?» — спрашивал себя Альдо Пульизи.

«Ведь правительство Бадольо требует беречь оружие и в случае нападения противника защищаться. Дивизия в состоянии не только обороняться, но и разоружить солдат Ганса Барге; она может это сделать за несколько часов. Так почему же решили сдаваться? Почему предпочли подчиниться «Супергреции», а не приказу законного правительства?»

Он встал, как бы пытаясь бежать от самого себя, чтобы не отвечать на собственные вопросы. Злости больше не было: наступила апатия. Где-то позади него возбужденно говорили, кричали артиллеристы.

— Нас десять тысяч, а их — три, — то и дело повторяли они, и приходили все к той же мысли: стоит генералу и старшим офицерам подчиниться приказу правительства, и немцы сдадутся без единого выстрела. Солдаты задавали тот же вопрос, что и он: «С какой стати мы должны сдаваться?»

— Чтобы вернуться домой, — ответил кто-то. — Если мы сдадим оружие, немцы отпустят нас по домам.

Но эти слова утонули в хоре возмущенных возгласов. Никто не верил, что после сдачи оружия немцы отпустят их на все четыре стороны.

Альдо Пульизи прикрикнул:

— Вы что, военного трибунала захотели?

Голоса стихли, на холме воцарилась тишина; еще отчетливее стало слышно гудение автомобильных моторов и рокот «юнкерсов». Но стоило капитану отвернуться — он опять ушел под оливу, — как солдаты снова заговорили.