Белый голубь, чёрный слон

Папа вернулся, как и обещал, – ночью. Долго разговаривал с Галей, она опять плакала. Я спала на диване, а он – на раскладушке. Про себя и про Инну папа ничего не рассказывал. Спросил, как школа, и ещё сказал, что если у меня здесь есть подружки, то после школы лучше пойти к ним и побыть там до вечера, потому что бабушке надо сделать уборку и подготовиться к возвращению деда Вали. Потом папа сказал, что вечером мне нужно собрать вещи, потому что завтра мы уезжаем. Но не в Алесино, а в Питер. Там нас будет ждать мама. Из Питера она заберёт меня к себе, а папа вернётся сюда и до конца отпуска будет помогать бабушке ухаживать за Валей. Потом он вернётся в море.

Больше ни слова. Нет, папа не заснул. Просто прекратил говорить. Я молчала тоже. На стене шуршали часы, в ушах билось сердце.

Аэропорт Хибины, 17 сентября, 12:15

Уезжали, как и приезжали, – с Винни. Папа сел впереди, мы в обнимку со Снежей устроились сзади. Винни, похохатывая, начал рассказывать историю про то, как я фоткала его передний номер, потом длинно и долго обижался из-за того, что я уезжаю, и даже выдал секрет: Снежа вчера весь вечер плакала. Снежа не стала стесняться: подтвердила, что это так, и добавила, что и в классе мой отъезд всех ужасно расстроил, одноклассники передают привет, учителя тоже, а больше всех распереживался физрук, потому что у него на меня были планы. В конце октября какие-то важные соревнования, и он был уверен, что я «возьму город». Папа сказал, что хватит брать города, пора бы где-нибудь осесть.

Согласна, хватит! Согласна, пора!

Небо, 17 сентября, 13: 40

«…Посмотрите на Саамлу! У него выросли рожки… Да, да, смотрите… Саамла, ты уже взрослый!»

Глава седьмая В одной лодке

Небо, 17 сентября, 13:55

Спящие люди совсем не похожи на себя. Может, из-за за крытых глаз? Теперь понимаю Галю, которая меня не узнавала: в голове одна картинка, а в жизни другая. Рядом похрапывает незнакомый уставший мужчина. Волосы взлохмачены, борода не подстрижена – у папы обычно аккуратная и седины вроде не наблюдалось. Но вообще-то я его так близко никогда не рассматривала.

Последний раз мы виделись на вечеринке в кают-компании, это было 26 августа. Получается, прошло меньше месяца, а всё другое. Борода – ладно, а с остальным проблема. Раньше перед разговором вообще никогда не думала, что говорить и как, а сейчас так не получается. В такси были не одни, там болталось нормально, но как только остались наедине, то сразу тишина и глупое:

– Как вообще?.. Что сейчас читаешь?

Ага, #анкетадоброгобиблиотекаря – отличный способ не говорить о действительно важном. Вопрос, конечно, выбесил, но я честно ответила:

– Вчера «Саамлу» перечитывала, помнишь его? Детская книжка про оленя.

– Нет.

– Значит, это не ты копытом бил? И ветром не выл?

– Ты о чём?

– Ясно… А, ну «Мифы» дочитала. Ты в круиз давал, помнишь?

– Ага, и как?

Ну хорошо, что хоть это не забыл, но за Саамлу, конечно, обидно. Я сказала, что, в общем, нормально – понравилось, но слишком много крови, предательств, мести и интриг коварных мачех. Папа на меня очень странно посмотрел и скомандовал идти на регистрацию. Больше про книги он не спрашивал.

И чего он так занервничал? Ничего такого я не имела в виду. Просто кратко пересказала жизнь героев Олимпа. Хорошо, что у нас всё по-другому.

Небо, 17 сентября, 14:20

В самолёте решила, что больше подходящих моментов для неудобных вопросов ждать не буду. Только пристегнулись, сразу спросила: почему не сказал, что женился? Папа недовольно ответил, что сейчас про это разговаривать не хочет. Не время и не место. Ладно. В самолёте и вправду тяжело говорить, хотя ему не привыкать – в своём машинном отделении он же как-то общается. А там шумит гораздо громче, чем здесь.

Второй вопрос был про Алесино: заезжал домой или нет? Сказал, что нет. Как сошёл на берег, сразу сюда, то есть туда – папа указал на иллюминатор, наверное, имея в виду Апатиты. Но никаких Апатитов под нами давно не было – только крыло самолёта в сером тумане.

Разговор не клеился.

– А с дедушкой что? Почему он пишет странные записки? Он поправится?

– Это побочка от лекарств. Галлюцинации.

Потом он хотел ещё что-то добавить, но передумал – вынул из кармана кресла журнал и начал листать. Я вернула журнал на место и рассказала про доску почёта, ящик с валентинками и молоток. Папа улыбнулся:

– Да, батя такой.

Папина улыбка была такой тихой и светлой, как будто истории про молоток и костёр из сердечек – приключения милого котёнка. Я спросила: разве это смешно? Папа сразу стал серьёзным:

– Нет, конечно. Но мне понятно, откуда всё это и почему… Да, это, конечно, плохо. Но такое бывает. Иногда приходится принимать и понимать ужасные вещи. Не знаю почему… Потому что любишь. Так, наверное.

– Галя говорит, что никто никого не любит и ещё что мы – предатели.