Внутри коробки оказались фигурки животных: олени, бараны, лошади, коровы – все были на лапах-подставках, кроме почему-то рогатого тюленя. Но, может, это были не рога, а бивни моржа. Да, скорее всего, это был кувыркающийся морж. Я подумала, что фигурки вылеплены из глины, но оказалось, что звери – съедобные, мне разрешили выбрать кого-нибудь к чаю. Я выбрала оленя, и, пока размышляла, смогу ли его съесть, хозяин рассказывал, что эти пряники называются козули, их лепят каждый год в начале осени и якобы чем больше их сделаешь, тем больше у тебя будет детей, денег и пойманных рыб.
Козулей у хозяина была полная коробка, хотя жены у него почему-то нет, света тоже. Но это неважно. Скорей бы стемнело. Как только папа скажет: «Спокойной ночи!», я вложу ему в руку несъеденную козулю и прошепчу:
Если в этом месте папа не завоет, как выл десять лет назад, я… Я съем оленя. Нет, поменяю его на моржа. Или барана. Да, барана. И сразу съем.
Козули работают. В нашу семью вернулись удача и благополучие. Прощай, избушка, – едем к Кораблю!
Вернулась.
Мыться и спать? Душ – да. Кровать – нет. После такого грандиозного путешествия спать, конечно, хочется, но надо дождаться, чем закончится папина история. Моя – уже всё, а про него пока ещё ничего не понятно. Ну и день сегодня! Столько всего произошло – скорей бы он заканчивался.
Утром нас разбудил жуткий скрежет. Звук был такой, что казалось, будто рядом с избушкой приземлилось что-то огромное и рычащее. Папа даже не дёрнулся – зевнул и посмотрел время на телефоне: было ровно семь. А я, накинув шкуру верблюда, осторожно вышла на улицу. За домом стояла машина Винни, а сам он умывался в реке. Я бы осталась стоять с открытым ртом, как вдруг задела палку у стены – перед уходом на ночную рыбалку хозяин попросил, когда уедем, подпереть ею дверь и объяснил, что это будет знак, что дома никого нет.
Винни сразу оглянулся.
– Готовы? – спросил он, смахивая воду с ладоней.
Я не могла сказать ни слова. Винни замер и прищурился:
– А ты откуда здесь? Ничего себе новости! Получается, это вы заказали? Ну дела! Так это… Можно было напрямую, номер же есть… Ладно, папка где?
Вышедший из избушки папка пожал Винни руку, и они пошли вдоль берега. Когда они вернулись, папа загрузил наши вещи в машину Винни, припёр палкой входную дверь, повесил на гвоздь ключи от мотоцикла, а два шлема положил на скамейку.
Некоторое время я смотрела в заднее стекло: избушка становилась всё меньше и меньше, а стоящий около неё мотоцикл быстро превращался в козулю – пузатую, на трёх коротких лапах. Когда козуля исчезла, я загадала, чтобы у хозяина избушки всё наладилось.
На мысе, до которого добирались больше суток, мы провели несколько минут – папа спешил на самолёт. Но я всё успела:
• побродить по непривычно красному, какому-то марсианскому берегу – жаль, без Богдана, он бы там точно скафандр нашёл, и мы бы сделали кучу дурацких фоток, и я бы потом не просила их удалять;
• погладить аметистовую жилу – огромный шершавый камень с фиолетовыми прожилками, который сильно отличался от Галиных сокровищ, но был по-своему прекрасен;
• посчитать чаек на Чаячьей скале – птичьи острова ужасно романтичны, и неважно, посреди какого моря они торчат – бирюзового или тёмно-серого;
• швырнуть в море шахматного слона – дедушка, ведь ты поймал, правда?
• раскинуть руки, поднять лицо к небу и вместе с папой и Винни одновременно проорать: «Ааааааа!» Не знаю, что в этот момент почувствовали они, но из меня как будто что-то вылетело – что-то тяжёлое и долго мучившее.
Папа наконец-то покинул север и летит на юг. Только вылетел он не из Апатитов, как собирался, а из Мурманска. Новость, конечно, неплохая, но радоваться рано.