Белый город (СИ)

Как я не убеждал, что они будут коптить и покрывать купол и стены черной сажей, ничего не добился. Снаружи, на входе, не мигая, стоят мои фонари, а здесь повсюду висят живые огни, которые дрожат от движения воздуха и, я должен признаться, выглядят более живыми, чем мои смерчи в колпаках. А сажу можно и помыть, это верно…

В глазах отца вижу странное разочарование, злая фигура мощного воина, видимо, не устраивает его внутренний дух, а мать, наоборот, застывает около фигуры Кеи. Покровительница любви, на мой взгляд, слишком уж обильна женскими формами, чересчур облеплена детишками — ангелочками, но все мои женщины, включая малышку, умиляются, непринужденно и провинциально трогают богиню руками, даже целуют, как ближайшую родственницу, и ссыпают ей всю мелочь, которую я им дал. А отец, постояв и оглядевшись, свои медяки положил в чашу Сияющего.

Мне трудно их понять, потому что мои боги не здесь, они живут в моей душе и не требуют для себя никаких храмов, да и не могут выглядеть как фигуры, потому что зовутся они Любовь, Честность и Доброта, а медяков им не надо, как, впрочем, и кусков мяса. Но с храмом я не ссорюсь, наоборот, пока от его присутствия светлеют глаза моих мальчишек, мы друзья.

А потом все вместе, также, не спеша, бредем в мой кларонский особняк, наполовину недостроенный, но главное, дающий приют и тепло. И тут уж челюсти у родителей совсем отвисают до земли. Бедняги, после клановой тесноты, им кажется невероятным, почти оскорбительным иметь трёхэтажный дом с прислугой, с сараями, кухней, конюшней, точней, аралтанюшней, обнесенный оградой, с небольшим парком впереди и прудом сзади.

Мне тоже всё это непривычно, потому что в этом доме я практически не бываю, часто прилетаю в темноте, не глядя по сторонам. А строительство идёт и сейчас, зимой. Для рабочих выстроен тёплый барак, так что внешность дома постоянно меняется. Многого родители ещё и не видят. Да и не надо им знать, что внизу прячутся подвалы и среди них есть секретная комната связи со штабом.

Психологический удар смягчается знакомым лицом. Канчен-Ке, конечно, давно уже сообщили, кто и зачем приехал, так что я сразу, на входе, отмечаю непривычную суетливость, слишком густые запахи еды и общую атмосферу суматохи, а после встречи начинается коловерть поцелуев, раздевания, разглядывания живота, в котором сидит мой наследник, брожения по комнатам, заселения и переселения.

Мать, молодец, сразу включается в вихри простых житейских дел, смущаясь только помощью служанок. Ей надо разобрать одежду, постелить постели, всех переодеть и вымыть. А, вот, отец не может найти себе ни места, ни занятия. За него уже внесли все корзины из повозки, которые выглядят среди стен, украшенных тканями, не к месту, по-деревенски, как портянки на полке для дорогой обуви. Вещи уже извлечены и кое-как разложены, одежда сохнет в сушилке, так что он остался совсем не у дел и мне, поневоле, приходится его опекать.

Хотя, если честно, я абсолютно не знаю, как это делать. Понимаю, что осмотревшись и привыкнув к обстановке, он сумеет найти себя, но сейчас этот большой и очень самостоятельный мэтр, чувствует себя совершенно не на своём месте. Походив по дому, мы приземлились на диване в гостиной.

Диван — скромная каменная скамья, обитая кожей, утепленная для уютности точки приземления. Вообще, вся мебель в доме скромная и непритязательная, никакой вычурности, позолоты, всё просто, как в природе. Рядом стоят такие же по стилю табуреты, тяжелые и основательные, небольшой стол, в камине горит привычное топливо и глаза отца теплеют, так что мы садимся к огню и достаточно долго молчим.

— Ты уж, прости, сынок, всё у вас слишком необычно…

— Пап, я всё понимаю… Ты потерпи чуть-чуть, немного привыкнешь, осмотришься… Устали в дороге?

— А чего уставать-то? В тележке твоей с этими, с колёсами, всего и дел-то — сиди, да сиди! Только зад сплющился, да брюхо растряслось, зато, за три дня добрались! Это с матерью-то! В прошлый раз десяток ночей с воинами топали, а тут и оглянуться не успели…

— Глаз Птицы видели?

— Всё видели! Трудно и поверить! Насчитал шесть дворов, теперь пойдёт дело!.. Я уж давно знал, что погибло селение, а матери не говорил, жалко её, чего зря тревожить… Только не верится, сынок, не полезут снова-то?

— Кто?.. Хассаны?.. Может, и полезут, только теперь их надо десяток тысяч, чтобы пройти… Не стану врать, отец, всякое может случиться, но мы заранее узнаем, за несколько дней, и успеем подготовиться…

— А в других местах?

— Переместимся… Ребята бегают как зайцы, а хассаны медлительные, большое войско тяжело движется, успеем… только вот башни достроим по границе, думаю, в следующем году и всё! Можно не бояться!

— И как же это вы заранее узнаете, сынок?

— Это, пока, тайна, отец… Я даже королю не рассказываю, да, он и не поймёт, наверно… Нет, не думай, никакого колдовства, просто разведчики наши бегают отсюда в трёх днях пути войска, а скоро ещё и летать начнут…

— Тоже без колдовства?

— Ну, нет!.. С ним, конечно… Только воины не станут колдовать, их дело бегать, смотреть, стрелять…