Белый и чёрный (Рассказы)

Однажды в середине лета, когда Яшка уже сильно подрос, мы с ним пролезли в палисадник. Я стал тянуть какой-то венчик, а Яшка принялся за георгин. Вдруг перед нами возникла «крокодилиха». Яшка сразу сдрейфил и дал стрекача, рассыпая чёрные горошины, а я от страха онемел, точно обмороженный, даже не успел спрятать цветок за спину; нагнул голову и жду наказания. Но «крокодилиха» неожиданно глубоко вздохнула.

— Что же вы делаете? Я ж букеты в детский дом отвожу. Детишкам, у которых родители погибли на фронте. А вы?! — Она махнула рукой, подошла к калитке, распахнула её. — Зови своих дружков. Дорывайте!…

С того дня «крокодилиха» снова стала тёткой Груней, и хотя калитка в её палисадник больше не запиралась — никто не сорвал ни одного цветка. Даже Яшка обходил палисадник стороной — такой сообразительный был козлёнок!

На окраине нашего посёлка пролегало шоссе — наполовину асфальтированная, наполовину мощёная дамба. По ту сторону дамбы находилась керосиновая лавка, каморка утильщика и мастерская по ремонту замков, примусов, патефонов и прочего. За мастерской начиналась городская свалка. Её называли городской, несмотря на то что город находился в семи километрах от нашего посёлка. Видимо, городские власти рассматривали наш посёлок как никчёмное место, годное лишь для хлама.

Мы с Яшкой любили ходить по свалке; я собирал старые журналы, разные бракованные детали, Яшка искал в основном огрызки овощей, но если ему попадалось что-нибудь несъедобное, но яркое, он сразу звал меня.

После свалки мы с Яшкой подходили к мастерской и через открытую дверь наблюдали за работой мастера, молодого, вечно небритого мужчины с сиплым голосом. Заметив нас, мастер обычно усмехался и отпускал какую-нибудь дурацкую шуточку, вроде такой:

— Ну что, подковать своего козла привёл? Всё одно коня из него не сделаешь. Козёл — он и есть козёл. И толку от него никакого.

После таких слов мы с Яшкой, не сговариваясь, поворачивали и уходили. Не знаю, как Яшка, а я вообще не подходил бы к мастеру, но уж очень хорошая у него была мастерская: на верстаке стояли тиски, на полках лежал слесарный инструмент, в углу виднелся маленький горн с мехами. Я всё мечтал, когда вырасту, тоже обзавестись подобной мастерской.

Как-то осенью у моего самодельного самоката треснула петля, а новых нигде не было. Пришлось выпрашивать у матери деньги на ремонт. Мать дала сорок копеек. Пришёл я к мастеру, попросил починить петлю. Мастер мрачно посмотрел на меня — он сидел на лавке и паял чайник, — отложил работу и прохрипел:

— Это что, твой второй козёл? Ну, давай посмотрю… Э-э! Тут варить надо, стручок. Тащи на завод. А как ты думал? — Он взглянул на меня. — Но можно и заклепать вообще-то. Заклепать, что ли?

Я кивнул.

— Ладно, посиди на улице, здесь не мешайся.

Через полчаса мастер поставил железную заплатку на трещину и прикрепил её заклёпками.

— Гони рубль, — сказал он, толкнув самокат ко мне.

Я протянул свои монеты и покраснел:

— У меня только сорок копеек.

— Давай, завтра принесёшь остальные.

Выкатив самокат, я перешёл шоссе и пошёл к дому. Помнится, день был пасмурный, с утра накрапывал мелкий нудный дождь. «Где же взять шестьдесят копеек? — соображал я. — Матери лучше не заикаться — не даст. Ждать до получки отца долго». И вдруг я вспомнил, что в книжном магазине напротив школы букинист покупает книги у населения. Моя библиотека состояла из трёх книг, но у одной не хватало последней страницы, на другой виднелись чернильные пятна, третья, «Остров сокровищ», была в хорошем состоянии, но её я считал лучшей на свете. Долго я колебался, сдавать её или не сдавать, потом всё же решился. «Накоплю денег, снова куплю», — подумал и отправился в магазин.

Дождь усилился; уже от водосточных труб тянулись мутные потоки, а на дороге блестели широкие лужи. За книжку я получил две пятнашки — половину недостающей суммы. Вернувшись домой, я сел на подоконник и стал смотреть на запотевшее стекло, на капли, которые соединялись и струйками стекали вниз. Весь тот день Яшка сочувственно посматривал на меня, а когда я ушёл в магазин, то и дело выбегал на улицу, озирался и тревожно блеял — искал меня. Он любил меня по-настоящему и скучал, если я даже ненадолго оставлял его одного. К тому времени Яшка уже вымахал с дяди Колиного Артура, но его сердце не почерствело.

Утром в школу мать всегда давала мне пятак на бублик; приплюсовав его к пятнашкам, я получил тридцать пять копеек. «Но где взять остальные?» ломал я голову. И вдруг увидел за окном нашу акацию и сразу вспомнил, что на школе висит объявление: «Ребята! Помогайте озеленять наш посёлок. Собирайте семена акации». И чуть ниже приписка: «Приёмный пункт на рынке. Один килограмм стручков — сорок копеек». Схватив бидон, я помчался к кладбищу — там были целые заросли акации. За мной на подмогу увязался Яшка. Мы с ним прибежали в самый конец кладбища, где кусты акации отделяли могилы от посевов проса.