Белый ягуар - вождь араваков. Трилогия

Кровь убитых животных, смешавшись с водой, привлекла массу каких-то рыб из породы хищных, не очень крупных, немного меньше фута в длину, но, несмотря да неказистый вид, невероятно прожорливых. Араваки называли их гума.[9] Зубы у них были острые как ножи. Одним молниеносным укусом они вырывали из тела жертвы большие куски и тут же отскакивали в сторону, уступая место другим. Дерзость их не знала предела, они нападали даже на человека, спастись от них можно было лишь бегством.

Вот эти-то маленькие чудовища и собрались сотнями вокруг наших апий, набрасываясь на их туши так, что вокруг вскипала вода. Мы, как могли, отгоняли их палками, но тщетно — они, не обращая внимания на удары и шум, жадно набрасывались на пищу. Место одного-двух хищников, оглушенных палками, тут же занимали пять новых.

Одну из гум, величиной чуть больше пол-локтя, живой выбросили в лодку, и я хотел схватить ее, чтобы лучше рассмотреть вблизи страшные ее зубы.

— Не трогай! — схватил меня за руку Манаури. — Они и на земле кусаются! Многим уже отхватывали пальцы!

— Как же в этом озере купаться? — содрогнулся я.

— Можно только возле берега. К тому же гумы водятся не везде и особенно опасны, когда чуют кровь. Если они нападут на человека вдали от берега, спасения нет…

Вокруг простирался дивный пейзаж, полон сладостной прелести был вид прибрежных пальм, и даже кроткие неуклюжие апии вполне могли сойти за диковинные существа из какого-то сказочного рая, и вот вдруг такая зловещая опасность, дикая прожорливость, при одной мысли о которой стыла кровь.

Отбившись в конце концов от гум, мы привязали нашу добычу к лодкам и оттащили ее в Кумаку. Девятнадцать апий обеспечили весь наш поселок запасами жира и сушеного мяса на много недель вперед. У женщин в течение нескольких дней работы было вдоволь.

В этот период изобилия и сытости много беспокойства доставлял нам Арипай. Сидевший в нем якобы Канаима постепенно лишал его рассудка. Несчастный считал себя околдованным злыми силами и совершенно; терял самообладание. Он до такой степени обезумел, что сбежал из дома и целыми сутками как одержимый бродил по лесам. В Кумаку перестал приходить совсем и даже ночевал в лесу, хотя и поблизости от селения, — наши охотники и сборщики плодов нередко его встречали. При этом, однако, он никого к себе не подпускал, словно дикий зверь, издали ругался, грозил людям кулаком, выкрикивая бессвязные слова и часто повторяя имя Канаимы.

— Надо его спасать! — убеждал я своих друзей. — Давайте приведем его в Кумаку, пусть даже силой.

— Нельзя! — возразил Манаури. — Он ходит в Сериму. Мог заразиться.

— А ты точно знаешь, что он туда ходит?

— Точно, Ян!..

Значит, действительно не могло быть и речи о том, чтобы доставить несчастного в Кумаку, скорее напротив — следовало не пускать его на наш полуостров. Известие о горестной его болезни все наши воспринимали с покорным терпением и объяснили мне ее причину. Этот вид безумия, хорошо им знакомый, нередко нападал на лесных индейцев. Это случалось, когда им наносилась большая обида. Тогда их посещал дух мести и преследовал до тех пор, лишая душевного покоя и рассудка, пока они не смоют своих страданий кровью виновника, если, конечно, к тому времени не погибнут сами от его руки. И лишь после этого, утолив жажду мести, они снова становятся нормальными людьми. Арипай должен убить шамана Карапану, оттого он и безумствует.

— А если не он убьет колдуна, а тот его? — встревожился я.

— Это зависит от Канаимы, и тут уж ничего не поделаешь.

И действительно, делать было нечего. Мы ничем не могли помочь Арипаю, а он тем временем, как коршун, кружил вокруг Серимы, упиваясь жгучей желчью ее невзгод. А дела там шли все хуже. Большая часть людей заболела, смерть свирепствовала, особенно страдали дети. Скорбь и горечь терзали сердца людей, а гнев и отчаяние понуждали все откровеннее проклинать старейшин. Арипай слышал эти нарекания и сам подливал масла в огонь.

Такова была ситуация в наших краях, когда со мной приключилось в нашем адском озере необычайное происшествие, едва не стоившее мне жизни. Поистине дьяволы сотворили это озеро. Сколько же там еще разных чудищ?!

Берега озера были черными, илистыми, и лишь в одном месте на несколько десятков шагов протянулась светлая песчаная отмель. Она находилась неподалеку от Кумаки, и мы нередко приходили сюда купаться. Многочисленные в Потаро кайманы внимания на нас не обращали, а поскольку на глубину мы никогда не заплывали, то и не подвергались риску стать добычей хищных гум. Там, где отмель кончалась, обрываясь в мрачную глубь, воды мне было едва по грудь. Здесь, как правило, мы охотнее всего и купались.