Белый Харбин: Середина 20-х

Константин Станиславович Фиалковский был известным в городе врачом-психиатром. Окончил медицинский факультет Киевского университета. Работал в Томской психиатрической больнице; в Маньчжурию приехал в период русско-японской войны. В 1909–1911 гг. принимал активное участие в борьбе с эпидемией легочной чумы в Харбине и Мукдене. Был приглашен в Центральную железнодорожную больницу КВЖД в качестве заведующего психиатрическим отделением в Госпитальном городке, где проработал много лет, завоевав себе глубокое уважение со стороны коллег и местного населения. Больница имела мужское и детское отделения; больных лечили передовыми для того времени методами, в том числе — трудотерапией (рукоделие, вышивание, мелкие поделки). Управляющий КВЖД Б. В. Остроумов, посещавший с осмотром больницу, неоднократно благодарил Фиалковского за отличное ведение дела.

К. С. Фиалковский — крупный общественный деятель Харбина.

Св. — Иверская церковь была построена в Госпитальном городке в 1906 г. по инициативе и на средства капитана Отдельного корпуса Заамурской пограничной Стражи и бывшего военного коменданта Харбина Ф. И. Курмея. Но в 1922 г. она сгорела дотла со всей церковной утварью. Сохранилась в неприкосновенности лишь большая икона Иверской Божией Матери. После пожара церковь помещалась в одном из домов КВЖД на Штурмовой улице.

Здесь, в Госпитальном городке, располагалось третье православное кладбище Харбина — Военное, где были погребены останки русских воинов, скончавшихся от ран и болезней во время кампании 1904–1905 годов и позднее, хоронили умерших жителей Госпитального городка. В русско-японскую войну здесь, на глухой южной окраине Харбина, находились 9-й и 15-й военные сводные госпитали Российской армии, давшие этому району города его название. В ту пору кладбище занимало большую площадь — около 5 десятин, но в последующем постепенно урезалось, так как его территория захватывалась местным китайским населением под огороды. Часть кладбища отошла под дорогу, которая прошла из Старого Харбина на Интендантский разъезд, пересекая Корпусной и Саманный городки.

Данные, находившиеся в свое время в Св. — Иверской церкви Госпитального городка, свидетельствуют, что на кладбище были братские могилы и 3755 могил русских воинов, чинов Охранной стражи и жителей Госпитального городка — русских и китайцев (700 китайских могил). На некоторых могилах стояли памятники. На кладбище была часовня, разрушившаяся со временем; вокруг сооружена ограда.

По окончании войны госпитали закончили свою работу, и кладбище перешло в ведение Заамурского округа, который и осуществлял над ним попечение. В 1920 г. порядок этот изменился. Заамурский округ был расформирован, кладбище поступило под наблюдение КВЖД. Дорога приняла на себя его содержание, наняла сторожа; кладбище оставалось ухоженным и благоустроенным.

Конец 1924 г. вносит изменения в систему его управления. Дорога под лозунгом пресловутого "паритета" переходит под фактический советский контроль, и новый ее управляющий — А. Н. Иванов признал содержание русского Военного кладбища за счет дороги совершенно излишним. Кладбище перешло в ведение Харбинского Епархиального управления и из-за недостатка у того средств постепенно приходило в запустение.

Известный перелом в судьбе кладбища наступил в 1935 г. 22 сентября епископом Ювеналием здесь впервые было совершено торжественное поминовение архиерейским служением покоящихся на кладбище русских воинов и жителей Госпитального городка. После литургии в храме городка сюда пришел крестный ход и была отслужена панихида.

Я хорошо знал пустынное, тихое, утопавшее в густой зелени Военное кладбище Госпитального городка и помню его до сих пор. Около него в глубоком прохладном глинистом ущелье протекала Модяговка; находился один из "фортов", сооруженных в 1900 г. для защиты Харбина от ихэтуаней, — четырехугольник из высоких насыпных глиняных стен со рвом перед ними, привлекавший тогда внимание мальчишек. Я часто бродил по этому, всегда производившему впечатление какой-то заброшенности, неухоженности, кладбищу. Может быть, это впечатление складывалось из-за какой-то особой тишины, сохранявшейся здесь, безлюдности, густой зелени? На Военном кладбище в 40-х годах мы, лицеисты, и другие школьники Харбина, постоянно проводили т. н. жертвенные работы по очистке территории и приведению ее в порядок…

Третье кладбище — Новое, или Успенское, — располагалось в конце Большого проспекта, на краю новогородней возвышенности. Это кладбище было самым большим и имело строгую планировку. От его решетчатых ворот, над которыми входящих встречала церковно-славянская вязь изречения из Священного Писания — "Веруяй в Мя, аще и умрет, оживет", вела широкая уходящая вглубь главная аллея, обрамленная с обеих сторон высокими тенистыми деревьями, с аркой-колокольней на ней, за которой далее стояла церковь Успения Пресвятой Богородицы. Отходящие от главной под прямым углом боковые аллеи тоже утопали в зелени. Новое кладбище было похоже на громадный сад.