Терентий одним прыжком вскочил на сцену и сгреб актера с кастрюлей за ворот. Он уже приподнял гнусного паяца над помостом, как вдруг услышал какой-то сдавленный крик из королевской ложи.
Королевич бросил шута так, что доски задрожали. И застыл, пораженный.
Его брат Тихон находился уже не на сцене, а в королевской ложе, и кинжалом своим замахнулся на Пистона Девятого.
— Брат, не делай этого! — крикнул Терентий. А Тихон тем временем со своей скамьи с ужасом увидел, что брат его Терентий уже не на сцене, а в королевской ложе замахивается кинжалом на Пистона Девятого.
— Брат, не делай этого! — крикнул Тихон.
Оба вопля слились в один.
Актер-Тихон ударил сзади Терентия дубиной по голове. Терентий упал. Упал и Тихон в зале. Упал и тот, кто злоумышлял в ложе на короля Бонжурии. Одет покушавшийся был в такую же студенческую форму и так же наголо побрит.
Опомнившаяся стража скрутила нападавшего. В зал со всех сторон устремились солдаты. «Эльфийские шпионы, эльфийские шпионы!» — кричали тут и там. Ворвавшийся ветер погасил огонь в плошках.
Изора попробовала приподнять Тихона, но чьи-то руки выхватили его. Она услышала только голос:
— Немедля везите его высочество домой!
Другой голос возразил:
— Но ведь это же…
— Везите, я сказал!
— Граф, граф Пихто! — кричала принцесса. — Леона похитили!
Но граф Пихто не мог прийти ей на помощь — ему самому скрутили руки и потащили к выходу.
ГЛАВА 27,
Весть о том, что эльфийские агенты готовили переворот и пытались убить государя во время представления, мгновенно облетела вечерний Плезир. Одни говорили, что убийца переоделся студентом; другие утверждали, что он и не переодевался, а просто принимают в Академию кого попало, вот и дождались. Третьи утверждали, что злодей заворожил королевских телохранителей, вот они и сплоховали. Впрочем, утверждали это в основном друзья и родственники самих телохранителей.
Стражники схватили всех, кто был в зале. Дам, впрочем, с извинениями отпустили, зато студентов, дворян и подозрительных иностранцев сгребли немедленно. Мало того, арестовали и всю труппу театра «Примус», что грозило международными осложнениями.
Плезирский тюремный замок за большие размеры и обширные камеры назывался Вместилия; аресты пошли по городу и шли до тех пор, пока не были заполнены все казематы. С рыцарских времен характер у Пистона Девятого сильно изменился. «Берите всех — суд установит виновных!» — произнес бонжурский монарх ставшие историческими слова.
Только ведь и дело было более серьезным, чем полагали обыватели. Некоторые из студентов оказались вооружены, дрались необычайно умело и нанесли солдатне существенный урон. Да и никакие это были не студенты — взрослые мужики, не отвечавшие ни на один вопрос немедля начатого следствия.
Следствию пришлось туговато, поскольку покушавшегося по горячке сложили в общую кучу оглушенных и притоптанных, и теперь еще предстояло его найти.
А остальным, случайным и невиновным, предстояло сидеть неведомо как долго. … — Тихон! — негромко сказал граф Пихто. — Принц Тихон! Ваше высочество!
Тихон не отзывался.
— Пусть парень поспит, — раздался знакомый недавним зрителям голос. — Может, на допросах ему и вовсе не дадут спать… А он что, ваш знакомый, сэр… э-э?
— Граф Пихто, — сказал граф. — Скорее, земляк…
— Позвольте представиться — Бенджамен Баррахлоу, бывший боцман корабля ее величества «Вирджиния слим». Поверьте, ваша светлость, я-то знаю толк в тюремных порядках. Если уж это проклятое бонжурское правосудие вцепится в человека, то не выпустит из своих когтей. Нет, милорд, не выпустит. Тем более такое серьезное дело. Честно говоря, я бы тоже отдал этого парня с кинжалом под суд, но не за покушение на никчемную жизнь здешнего королишки, а за то, что он сорвал спектакль, и несчастные бонжурцы не смогли в полной мере насладиться гением великого Твистлэнса…
— Однако для простого боцмана вы большой театрал, — сказал граф Пихто.
— Я патриот, сэр! И для меня свято все стрижанское!
— Что же вы делаете вдали от родины? Сбились с курса?
— Вы шутник, ваша светлость. Каюсь, старушка «Вирджиния» не всегда ходила под королевским флагом — точнее, ходила только в первые годы. Проклятье, я опять ударился о потолок — факнутые лягушатники навряд ли принесут нам свечку. Сколько же нас в этой камере?
— Десятка два, пожалуй… В основном ребятня… Так вы, как я понял, любезный боцман, скрываетесь от стрижанского правосудия?
— От стрижанского в том числе. Хотя перед родиной я чист — мы грабили только неспанские суда.
— Но на королевском корабле, — уточнил граф.