Белый конь, бледный всадник

– Мы-то бедны, – сказала Миранда, упрямо причисляя себя к отцовскому роду, а не к мужнину, – но брак с богатым не выход из положения, – прибавила она с высокомерием истинной бедности. И докончила мысленно: а если вы воображаете, что это выход, милейшая кузина, вы ровно ничего не понимаете в нашей ветви семейства.

– В вашей ветви семейства, – сказала кузина Ева, снова устрашая Миранду способностью читать чужие мысли, – никто ничего не смыслит в житейских делах, сущие младенцы. Всё на свете готовы отдать за любовь. – Она скривилась так, будто ее сейчас стошнит. – Габриэл стал бы богачом, если бы дед не лишил его наследства, но разве у Эми хватило ума выйти за него замуж, чтоб он остепенился и угодил старику? Куда там! А что Габриэл мог поделать без денег? Видели бы вы, какую жизнь он устроил своей мисс Хани – сегодня покупает ей платье от парижского портного, а завтра отдает в заклад ее серьги. Все зависело от того, как пройдут на скачках его лошади, а они скакали все хуже, и Габриэл пил все больше.

Миранда не сказала: я тоже кое-что такое видела. Она попыталась представить себе мисс Хани в платье от парижского портного. А сказала другое:

– Но дядя Габриэл так безумно любил тетю Эми, не могла она в конце концов не выйти за него, и ни при чем тут деньги.

Кузина Ева старательно поджала губы, тотчас опять оскалилась, подалась к Миранде и ухватила ее за руку повыше локтя.

– Я над одним ломаю голову, над одним без конца ломаю голову, – зашептала она. – Какая связь между тем Раймондом из Калкасье и скоропалительным браком Эми с Габриэлом и отчего, отчего она потом так скоро покончила с собой? Потому что, помяни мое слово, деточка, Эми вовсе не так уж была больна. Доктора сказали, что у нее слабые легкие, а она после этого сколько лет вела жизнь самую легкомысленную. Она покончила с собой, чтобы избежать позора, потому что ей грозило разоблачение.

Черные глазки-бусинки сверкают; лицо кузины Евы придвинулось так близко, и такая в нем одержимость, что страх берет. «Перестаньте, – хотела бы сказать Миранда. – Не троньте покойницу. Что плохого сделала вам Эми?» Но она оробела, растерялась: рассказ кузины Евы, эти ужасы и мрачные страсти словно недобрым колдовством что-то будоражат в тайниках души. Какова же развязка?

– Она была шалая, непутевая девчонка, но я к ней относилась с нежностью до самого конца, – сказала кузина Ева. – Она каким-то образом попала в беду и уже не могла выпутаться, и у меня есть все основания думать, что она покончила с собой, наглоталась лекарства, которое ей давали после кровотечения. Если не так, тогда что, спрашивается, произошло?

– Не знаю, – сказала Миранда. – Откуда же мне знать? – И прибавила, как будто этим все объяснялось: – Она была очень красивая. Очень красивая, все так говорят.

– Не все, – решительно возразила кузина Ева и покачала головой. – Вот я никогда так не считала. С ней уж чересчур носились. Эми была недурна, но с чего они взяли, что она красивая? Не понимаю. В юности она была тощенькая, потом, я считаю, слишком располнела, а в последний год опять стала совсем тощая. Но она вечно выставлялась напоказ, вот люди и глазели на нее. Верхом она ездила слишком лихо, танцевала слишком бойко, говорила слишком много, не заметить ее мог бы только слепой, глухой, и притом тупица. Не то чтобы она была криклива и вульгарна, нет, но она вела себя че-рес-чур вольно.

Кузина Ева умолкла. Перевела дух и сунула в рот мятный леденец. Миранде представилось – вот кузина Ева ораторствует с трибуны и время от времени делает передышку ради мятного леденца. Но почему она так ненавидит Эми, ведь Эми умерла, а она жива? Жить – неужели этого мало?

– И в болезни ее тоже не было ничего романтичного, – опять заговорила кузина Ева. – Хотя послушать их, так она увяла, точно лилия. А она харкала кровью – хороша романтика! Заставили бы ее как следует поберечься да потолковей ухаживали бы, когда болела, так она, может, и по сей день была бы жива. Но нет, куда там. Лежит, бывало, на диване, кутается в нарядные шали, кругом полно цветов, хочет – ест что попало, а не хочет – ничего не ест, после кровохарканья поднимется и скачет верхом или мчится на танцы, спит при закрытых окнах; и вечно толкутся гости, с утра до ночи смех да разговоры, а Эми сидит как на выставке, не приляжет, лишь бы кудри не помять. Да такая жизнь и здорового в могилу сведет. Вот я дважды была на волоске, и оба раза меня по всем правилам укладывали в больницу, и я лежала, пока не выздоровею. И я выздоравливала, – голос кузины Евы зазвучал подобно трубному гласу, – и опять принималась за работу.

«Красота проходит, характер остается», – шепнула Миранде прописная истина. Унылая перспектива; почему сильный характер так уродует человека? Заветное желание Миранды – быть сильной, но мыслимо ли на это решиться, когда видишь, какую это накладывает печать?