Белый конь на принце

– Ой, дурак, – ожила Олеся, – раз от чая отворачивало, даже пробовать не надо было. Лизнул чуток, покоробило тебя – вылей, организм подлянку чует.

– В принципе я с тобой согласна, – поддержала я хозяйку.

– Николая обижать не хотел, он от чистого сердца предложил, – заявил Митрич.

Я решила не обсуждать больше эту сложную этическую проблему.

– Хорошо, угостились, что дальше?

Митрич громко рыгнул.

– Сначала ничего, потом плохо видеть стал, вроде свет притушили. Я у Николая спросил: «Кто люстру вырубил?» А он не ответил, рот, правда, разевал, а слов не слышно.

– Понятно, – вздохнула я, – могу предположить, что после этого вы отключились.

– Земля закачалась, ваще ничего не помню, – признался Митрич, – потом вдруг увидел Михаила Федоровича. Как я в комнате отдыха охраны очутился – не знаю. Открываю глаза – управляющий стоит и злым голосом требует: «Эй, очнись!» Короче, выперли меня вон. Он сказал, что я пьяным на работу вышел, упал у дверей, создал опасную ситуацию для клиентов и сотрудников, наплевал на их безопасность, всунули мне конверт в зубы и под зад ногой.

– А что было в конверте? – проявила я любопытство.

– Деньги, – пожал плечами Митрич, – зарплата.

– Странно, по идее, банк мог вам не платить, – удивилась я, – наоборот, еще бы и оштрафовали за безобразное поведение. Пожалуйста, попытайтесь вспомнить, в котором часу Николай с вами чайком поделился.

– Мы у двери стояли, – уточнил пьянчуга.

– Когда в банке началась заваруха, сколько времени на часах было? – изменила я вопрос.

– Я на них не гляжу, – засопел алкоголик, – далеко висят, а своих нет, и бандитов не припомню, клиенты не буянили.

– Можете описать посетителей? – не отставала я.

Митрич подергал себя за ухо.

– Баба с ребенком, девчонка все время капризничала. Еще бухгалтер!

Я сделала охотничью стойку.

– Вы знаете женщину?

– Нет, – зевнул собеседник.

– Но называете ее бухгалтером, – напомнила я.

Митрич принялся делать круговые движения руками.

– Волосы такие… высокие… их обычно бабы из бухгалтерии в стог укладывают. Я не первую работу меняю, везде главбух так выглядит.

Хозяин умолк и уставился в окно.

Я решила его поторопить.

– Значит, две посетительницы?

Митрич заморгал:

– Не-а! Еще девка, тетка и мужик.

– Хорошо одетый бизнесмен, хотел внести плату за детский садик, – кивнула я.

– Орал сильно, – вынырнул из нирваны алкоголик, – перепутал квитки!

– У вас отличная память, – обрадовалась я.

– И жирдяйка, – объявил Митрич, – толстуха!

– Такой не было, – возразила я.

– А ты откуда знаешь? – фыркнул пьяница и в тот же момент щелкнул пальцами. – Я тебя вчера видал! Стояла в стороне, ничего не делала! Сумочка на плече висела.

– Да, я заходила в зал, – признала я, – поэтому совершенно уверена: полной женщины там не было.

– Неправда, – уперся Митрич, – жирдяйка за фикусом копошилась, у предбанника, который ведет в туалеты и к служебному лифту, там еще здоровенная тумба с деревом стоит. Для красоты поставили.

Я порылась в памяти и вынуждена была признать:

– Не смотрела в ту сторону.

– Тогда не спорь, – без всякой агрессии велел алкоголик, – баба еще в кепке была, долго возилась за растением.

– И вас не заинтересовала клиентка, которая спряталась за фикус? Хороша охрана! – разозлилась я.

Митрич взял со стола чайную ложку и легко ее согнул.

– Никакая она не вкладчица. Наша, банковская. С бейджиком. Вошла с улицы, шмыг за кадушку! Старательная!

Я удивилась:

– Сотруднице незачем таиться в укромном углу!

Бывший охранник встал, открутил кран, набрал в стакан холодной воды и одним глотком выпил.

– Уборщица она! На бейджике буквы «М» и «Ч», на куртке написано «Отмываем все, кроме денег». Таких в банке много, везде шныркают, моют, трут, чистят. Михаил Федорович может за соринку скандал устроить. Мы с Николаем на пост заступили, потом поломойка пришла, сначала на улице пыхтела, ступеньки мыла, ходила между раздвижными дверьми, затем за кадку двинула. Говорю же, старательная, наверное, недавно нанялась. По первости все из штанов выпрыгивают, а потом косячить начинают. И…

Митрич примолк, я потрясла его за плечо:

– Эй, выйди из тьмы.

– Коротнуло там, – вдруг невпопад сказал он, – вспыхнуло ярко!

Я покосилась на сковородку, может, мозг алконавта перенес его в другую действительность и пора применять чугунотерапию?

– В глазах запрыгало, голова заледенела, – продолжал ничего не подозревающий о моих намерениях Митрич, – в носу ветром зашуршало, уши во тьму ушли.

Мне стало смешно: последний пассаж про уши прозвучал особенно интригующе.

– Вбок меня потянуло, – описывал свои ощущения Митрич, – в пену засосало. Я стал задремывать, тут из-за фикуса яркий свет вспыхнул. Коротнуло! И все погасло. Чернота пришла! Тьма египетская!

А Митрич, похоже, поэт! То у него органы слуха скрываются в сумерках, то электричество шалит, устраивает в банке «тьму египетскую». Мне нравится рассказ об уборщице, которая, старательно протирая кадку, повредила проводку. Фикусы, знаете ли, всегда подключены к розеткам.

Митрич опять рыгнул и начал валиться на стол.

– Адрес Николая Сергеевича скажи! – заорала я.

Алкоголик завис в Г-образной позе: