Белый континент (СИ)

Это был то ли десятый, то ли уже двенадцатый званый вечер, «украшенный» знаменитым покорителем Антарктики капитаном Скоттом. Для хозяев дома и всех остальных гостей это означало возможность слушать интересные рассказы о его путешествии, задавать наивные вопросы и изумленно хлопать глазами после каждого ответа, для самого Роберта Фолкона — необходимость несколько часов кряду скучать и прилагать невероятные усилия, чтобы его слушатели не догадались, какими ничтожными глупцами он их считает. До сих пор ему хорошо удавалось скрыть свое истинное отношение к восхищенным поклонникам, но чем больше времени Скотт проводил в их обществе, тем тяжелее давалась ему эта привитая еще в детстве привычка.

Как все это было непохоже на его жизнь в Антарктике, где все было искренне, по-честному! В Англии он уже не мог рассказать об экспедиции Шеклтона ни слова правды. Попробуй он поделиться с этими серьезными, респектабельными и безупречными во всех отношениях людьми той болью, которую причинял ему холод, или своей тоской перед бесконечной полярной ночью, или ужасом при виде застывшей на снегу крови застреленных собак — и его больше никогда не пригласят ни в один приличный дом. Его словам не поверят — а точнее, никто просто не поймет, о чем он будет говорить. Отважные путешественники и исследователи не боятся и не грустят, они не страдают от холода, им не бывает жалко истощенных животных — это прекрасно знает каждый уважаемый англичанин. Отважные путешественники могут только «смело преодолевать опасности» и «упорно двигаться к своей цели». Ну и, разумеется, с успехом ее достигать. И Роберт рассказывал, как они «смело преодолевали опасности», выслушивал восторженные вздохи и аханья и не мог понять, кого он больше презирает — ничего не смыслящих в настоящей жизни людей из высшего общества или самого себя.

Правда, именно на званном вечере Скотт познакомился со своим другом — писателем Джеймсом Барри, другой «диковиной», попавшей в высшее общество после того, как одна из его пьес с большим успехом прошла в лондонских театрах. Джеймс был единственным, кто сразу догадался, что Роберт рассказывает о своем путешествии далеко не все, но откровенничать с этим добродушным и застенчивым человеком Скотту тоже не хотелось. Теперь уже по другой причине — он боялся, что детского писателя слишком сильно расстроят ужасы полярных исследований.

Зато теперь их с Барри иногда приглашали на одни и те же обеды, и они могли поддерживать друг друга в этих нелегких «испытаниях». Так было и на этот раз — войдя в просторную гостиную, Роберт сразу нашел глазами своего друга, разговаривавшего с другими гостями, и тот незаметно послал ему ободряющую улыбку. Однако пообщаться друзьям не удалось — хозяин дома уже вел Роберта к другим приглашенным, и путешественнику пришлось снова фальшиво улыбаться совершенно не интересным ему джентльменам и дамам и лгать, что ему «очень приятно с ними познакомиться».

— Мисс Кэтлин Брюс, художница и скульптор из Парижа, — подвел хозяин Скотта к молодой и очень красивой темноволосой девушке, а потом, повернувшись к ней, представил ей Роберта.

— Очень приятно, мисс, — пробормотал Скотт, с трудом справляясь с закипевшим внутри раздражением. Вот, значит, как: он побывал в Антарктиде, а мисс Кэтлин Брюс побывала в Париже — и для лондонского высшего общества и то, и другое кажется возвращением из каких-то невообразимо далеких чужих земель, чуть ли не из иного мира! Его, прошедшего сотни миль по ледяной антарктической пустыне, едва не замерзшего, едва не умершего от голода, поставили на один уровень с какой-то глупой красоткой, вся «ценность» которой для богатых британцев заключается в том, что она умеет рисовать и лепить из глины никому не нужные фигурки и несколько лет жила на континенте, в городе, почему-то вызывающим у всех невероятно бурное восхищение! Однако стоило Скотту присмотреться к этой молодой леди чуть внимательнее, как все его недовольство куда-то ушло, уступив место удивлению и крайней заинтересованности. Эдит Агнес Кэтлин Брюс держалась вовсе не так, как он ожидал, не так, как обычно вели себя женщины из незнатных семей, чудом попавшие в высший свет. Она вообще не была похожа ни на одну из знакомых Роберту женщин.