Белый, красный, черный, серый

Вскоре после трагедии на Вихляйке в Детском Городе началась эпидемия кори, в школе всех погнали на срочный медосмотр – и тут случилось новое ЧП: взяли невидимку. При сканировании одного из пионеров врачи не засекли сигнала светляка. А на его месте обнаружили свежий неумелый шов – мальчишка выковырял чип и заштопал рану. В одну руку или таг[11] пособил – это уже будет выяснять следствие. Сразу вызвали охрану, и бедолагу забрали. Вывели из кабинета под микитки – птенец взъерошенный, вихрастая голова вдавлена в острые плечики, одежка топорщится, сам еле-еле идеткриволапит… Теперь его в карцер дней на двадцать – по принципу: лечить подобное подобным. Хочешь одиночества? На, получи. Безотказно работает. После карцера никто одиночества больше не хочет.

Ну, тут, как водится, пошло бритье голов и шмон на целый день. Пользы в этом ноль, но для порядка надо ведь что-нибудь изобразить – вот, изображают меры. Отобрали, у кого нашли, все острые предметы – перочинные ножи, резцы по дереву, ножницы, стилосы, брадобрейные бритвы – все, вплоть до булавок и чернильных перьев. А чем писать? Чем рожу отрокам скоблить? И дня не проходит, как назад все отдают: да ну вас к лешему, идите хоть зарежьтесь, олухи царя небесного! Или – головы обреют всем ученикам мужеского полу. Ладно, тут есть резон. Опять же, профилактика от вшей. Но для системы безопасности нет разницы, брит затылок или нет. Да будь у невидимки хоть волосы Самсона – систему не обманешь. А начни администрация усердствовать с бритьем голов для перестраховки – выйдет, будто она системе не доверяет, а где нет доверия системе – там жди бунта.

Они всегда попадаются. И все равно эдак раз в три года какой-нибудь чумной режет себе голову в сортире, воображая, что уж ему-то повезет, уж он-то хват – возьмет и изловчится, придумает какую-то особенную хитрость, чтобы не угодить под сканер. Уловки не срабатывают никогда – всех выявляют, всех. Некоторые заваливаются уже на первом шаге – вот, говорили, был случай: нашли головореза-недотыку возле унитаза в крови и без сознания. Остальные срезаются кто на медосмотре, кто на контрольной рамке, замаскированной на входе в какой-нибудь кабинет – никогда не знаешь, стоит на входе рамка или нет и включена ли. А самое простое – кто-нибудь заметит шрам и донесет.

– Странно, – шепчет Рита после отбоя. – Почему Воропай не попался? Значит, он не такой, как другие невидимки…

– Угу, – говорю.

– Что «угу»? Так он преступник, значит! Враг. Обучен как-то обходить систему…

– Он просто рептилоид, это всем известно. Инопланетянин.

– Или андроид? – подхватывает Рита, не замечая в моем голосе ойланзы.[12] – Знаешь, говорят, во всяком коллективе есть внедренный киборг, машина, неотличимая от человека.

– Для машины он слегка психованный, тебе не кажется?

– В том-то вся и соль, а? Чтоб никто не догадался.

– Байки это все, – я отворачиваюсь к стене.

– Ну, ты зануда… Что с тобой случилось? Будто подменили.

Молчит минуту.

– Скажи по-честному. Ты злишься на меня из-за Юрочки? Он ведь нравился тебе, да? Динка? Э-эй!.. Ну, точно… Так я и знала. Слышь, но разве я виновата, что все в меня влюбляются… Что мне? Паранджу носить? Ну?