Белый крест

– Всего лишь ответ на ваш, не менее дурацкий. – Стаси взяла из вазы финик и положила в рот. – Что же нам теперь делать? – размышляла она вслух. – Придется спасать друг друга.

Она встала и подошла к нему.

– Мсье Мурманцев, я принимаю ваше предложение руки и сердца.

Мурманцев онемел на целых десять секунд.

– Но я его еще не сделал!

– Так делайте же! Или вы предпочитаете ехать в УльУ и искать божественную пустоту Буддаллы?

Курсантам Академии запрещалось вступать в брак до окончания обучения. Через полгода Стаси получила диплом, и они обвенчались. Истории с поклонникоманонимом и ульуйским вариантом тихомирно завяли. Впрочем, последняя – не без самоличного вмешательства директора Мирского. Благословив молодых, генералмайор проводил их в свадебные каникулы.

Теперь же срочно звал обратно.

ГЛАВА 2

В понедельник утром они сошли с поезда на московском Финляндском вокзале. Мурманцев отвез жену в особняк, который снял перед свадьбой, – в тихом переулке Марьиной Рощи. Увидев дом впервые, Стаси одобрила его, но тут же принялась сочинять новую отделку. Мурманцев рассеянно кивал. После завтрака он оставил жену в хозяйственных мечтах и поехал в Академию.

Генерал майор, в белом, всегдашнем своем мундире Белой Гвардии, встретил его в кабинете, обнял, усадил, напоил любимым зеленым чаем.

– Как Стасенька? Здорова ли? Вечером чтобы оба были у меня. – Он погрозил Мурманцеву пальцем. – Соскучился я по моей егозе. Да и тебе, зятек, чай, общение с тестем не повредит. Вижу, вижу, не терпится тебе узнать, зачем из отпуска отозвали. Могу сказать, что прошение твое удовлетворено. Так что твой уход из Академии решен. Крути дырки в погонах для очередного звания.

– Спасибо вам, Григорий Ильич.

– Да за что ж мне? Без протекции моей все решилось. Тут, Савва, все сошлось. И обстоятельства особые, и прошение твое, и личное дело, и даже женитьба ваша, выходит, вовремя пришлась. В общем, твоя кандидатура всех устроила. Но об этом потом. Завтра. В восемь тридцать подъезжайка. Отправимся с тобой коекуда.

– Но… – Мурманцев был ошарашен. – У меня нет опыта оперативной работы. Из ваших же слов я понял…

– А ты, сынок, не торопи коней. Не думай, что с моих слов ты чтото понял. Сказано завтра – значит, завтра. А сегодня отдыхай пока. Балуй жену молодую. Как она, не понесла еще?

– Как будто нет.

– Ну, может, оно и к лучшему сейчас. Даст Бог, успеет еще нарожать.

Мурманцев вышел от генералмайора в большом изумлении, посильно скрываемом. Академия, распущенная на вакации, пустовала, и эхо шагов гуляло по высоким коридорам. Встретив пару преподавателей младшего состава, он поболтал с ними, узнал свежие столичные и академические сплетни, сообщил о своем переводе. Его поздравили, увели в ближний трактир. Там обмыли намечающиеся изменения на погонах.

Вечером был ужин у тестя. Григорий Ильич, захмелев после нескольких чарок, передавал детям опыт своей долгой шестидесятилетней жизни. Назидательно качал пальцем, вспоминая, как его мотало из гарнизона в гарнизон по просторам родины, а благоверная его, ныне покойная, Варвара Кирилловна терпеливо следовала за ним повсюду. Даже с животом не захотела оставить мужа, рожала в военном лазарете в киргизской глуши. И младенца, Стасеньку, приучала к капризам беспокойной солдатской жизни. Посему и выросла Стаська уже готовой женой офицера, за мужем пойдет в огонь и воду.

Выслушав затем от детей историю лодочника Плоткина, искавшего богатства черного барона, Мирский предался воспоминаниям о временах Отступника.

– Даа, смутное было времечко. Конец второй тысячи лет. Я не то чтоб малой был – все уже понимал. Порядки дикие тогда стали, детушки. Государь Петр Романович в прелесть бесовскую впал. Ересь урантийская, что по стране расползлась, и не ересью вовсе была. Это ее так позже в меморандумах и анналах прозвали – ересь новых жидовствующих. Почему новых, сами знаете. Тех, прежних, в шестнадцатом веке еще пожгли… Так вот было это, дети мои, просто бесопоклонство. Выдумали что проклятые урантийцы? Что человек не образ и подобие, а скот, но жизнь его драгоценна. Почему такое? Потому что человекде царь скотов и разумен. У него много похотений, и он страдает от их подавления. Каково? Поэтому нужна ему свобода. Поклонись аду, и тебе позволят все. Воруй, блуди, убивай. Осознавай себя скотом свободным и бесценным. Страшное время было, детушки. В церквах столичных едва не стали черные обедни творить… Государь под конец царствования корону с себя снял и президентство установить хотел. Слава Всевышнему – не дал непотребства над Империей совершить…