Белый крест

Итак, остается Урантия. Все скользкие пути в мире ведут к Урантии. Урантия – политический конвейер деструкции и дестабилизации. Урантия бессильно скрежещет зубами в адрес Империи, разевает пасть на Королевства УльУ, мечтая отхватить от них кусок полакомее, запрягает в свои сани независимых самураев с их вездесущим посредничеством, не всегда чистоплотным. Наконец, в самой Урантии сейчас очень даже скользкий момент. Две политические группировки борются за власть, не гнушаясь ничем. На первый взгляд провокация в Тихом океане не играет на руку никому из них. Но может статься, эхо этого выстрела еще прозвучит. И больно ударит когонибудь по голове. Хотя логика секретной операции все равно не прослеживается.

А вот если в Штатах зародилась некая третья группировка – это могло бы все объяснить. Правда, в таком случае смущают ее аппетиты. Слишком на многое замахнулись. На обладание контрольным пакетом акций всей мировой геополитики – не иначе. Активное участие и произвольное вмешательство, на меньшее не согласны.

Мурманцев почувствовал, что голова вотвот начнет пухнуть, плотнее завернулся в одеяло, закрыл глаза и позволил себе заснуть до конца полета.

Пекинское время – два часа ночи следующих суток.

На Тайвань с пересадкой в Шанхае он прибыл утренним рейсом. Тайбэй, столица острова, утопал в сырости после ночного ливня. По улицам плескали потоки воды, разгоняемые огромной армией жизнерадостных велосипедистов, босоногими уличными торговцами и редкими автомобилями местной аристократии. Солнце слизывало с города туман, воздух пропах морской солью и приправами. Уличные повара готовили еду под открытым небом, раскладывали по бумажным коробочкам и тут же сбывали проезжающим велосипедистам, кидая монеты в карман передника. Женщины с младенцами на спинах, старики, усердно крутящие педали, мальчишки, гоняющие мяч по воде прямо на дороге, незнакомый мяукающий язык, яркие краски, крыши с молитвенно воздетыми к небу углами. Город сперва ошеломлял, затем вбирал приезжего в себя и уже ничем не удивлял, растворял в своих скученных тропических запахах, густых оттенках, изогнутых очертаниях.

Взмыленный велорикша остановил коляску под пальмовыми ветвями. Чугунная решетка чужеродным элементом втиснулась в открытый нараспашку город, улицу с редко стоящими домами.

– Сюйнаньбо, господин, – выдохнул рикша, немного говоривший порусски. На улице с этим названием находилось местное белогвардейское представительство.

Мурманцев насыпал в потную ладонь рикши мелочь и спрыгнул на землю. Коляска укатила. Малолюдная, обильно зеленеющая улица заявляла о своем аристократизме отсутствием велосипедистов, припаркованными тут и там дорогими машинами, китаянками, гуляющими под солнечными зонтиками, тихими, благочинными, хорошо одетыми детьми и спутниковыми антеннами на загнутых кверху крышах.

Скучающий караульный у ворот открыл калитку и вызвал из здания дежурного офицера. Тот глянул на гвардейское удостоверение Мурманцева, вытянулся, отдал честь.

Через десять минут Мурманцев сидел в кабинете полковника Хонина, пробовал местное освежающее и просил содействия, не вдаваясь в подробности. Хонин снабдил его нужными адресами, выделил машину с шоферомкитайцем и предложил придать в помощь младшего офицера. Мурманцев от сопровождения отказался. Дел на острове было немного – побеседовать с рыбакомсвидетелем, просмотреть отчеты тех, кто проводил дознание, встретиться с представителями армейского разведуправления.

На этом они распрощались. Мурманцев отправился в гараж.

Деревушка на берегу в полусотне километров от Тайбэя. Несколько десятков бамбуковых хижин, растянутые для просушки сети, пара одномачтовых лодок на причале, осевшая на мели тупоносая джонка. Машина въехала в деревню, таща за собой шлейф собак и бегущих вприпрыжку китайчат, оставивших все дела ради редкостного зрелища. Желтосерый «Ягуар» с опущенным верхом остановился посреди пыльной улицы и был мгновенно окружен кольцом любопытствующих. Старики в широких соломенных шляпах, дети с вытаращенными глазами, грязные и почемуто тоже узкоглазые псы, вывалившие языки. Все, даже собаки, переговаривались, кивали и тыкали в машину. Водитель – его звали Донг Ю – стал сердито отгонять соплеменников. Те, отойдя на шаг, все равно стояли стеной. Донг начал о чемто спрашивать – все с той же темпераментной сердитостью. Мурманцев с усмешкой наблюдал за сценой. Из толпы вышел старик с узкой белой бородой до пояса, поклонился и чтото сказал, потом махнул рукой себе за спину. Кольцо зрителей стало редеть. Расходились по одному, по двое, с поскучневшими лицами, разочарованные. Только маленькие китайчата продолжали таращиться.

Шофер поговорил со стариком. Тот показывал рукой, объяснял, куда надо идти. Затем Донг гудком распугал мелюзгу и тронул машину с места.

– Этот рыбак живет в самом конце, – объяснил он пассажиру. – Он дома, не выходит много дней – как привезли из города. Теперь от него нету толка, обуза для семьи. В море не хочет идти. Никуда не хочет. – Донг постучал себя по голове. – Вот здесь стало плохо.