В трапезную вплыл, сидя на коврике, отец Галактион. Коврик неспешно летел в метре от пола, ни на что не опираясь. Потом остановился, отец Галактион слез с него. Повернулся к братии и низко, в пояс поклонился.
— Простите меня, отцы мои. И в мыслях не держал пугать вас.
Вперед выступил отец Варсонофий, едва оправившийся от потрясения.
— Что это такое, брат Галактион? — строго вопросил он, указывая перстом на летающий коврик.
— Это, отче, антиграв, — смиренно объяснил отец Галактион, склонив голову. — Отцы Николай и Амвросий на ноги ослабели, так это для них, чтоб могли в церкви молиться со всеми.
Братия зашумела. К коврику никто не подходил, держась подальше. Отец Фотий пришел в себя и кричал громче всех:
— Это бесовский соблазн и дьявольское наущение! Даже если у меня отнимутся ноги, я не притронусь к этой штуке. Мне моя душа дороже ног.
Отец Варсонофий поднял руку, успокаивая монахов.
— Забота о ближнем похвальна, брат Галактион. Но не всяким средством ее осуществлять должно. Долг христианина не вводить других в искушение и соблазн. Особо людей простых умом и верою. Видишь ты, какое смятение произвел?
— Вижу, отче, — скорбно ответил отец Галактион.
— А раз видишь, так возвращайся в свою келию. Налагаю на тебя епитимью месячного заточения на хлебе и воде. Ступай.
Отец Галактион послушно свернул коврик-антиграв и снова поклонился братии.
— Простите меня, отцы мои, согрешил я перед вами.
И отправился в келию под замок.
Некоторое время братия отдыхала от беспокойного отца Галактиона. Правда, у коров надои стали меньше — ни с кем другим буренки не хотели христосоваться в воскресные дни, кроме беспокойного монаха. Но на это почти не обратили внимания — запасов сыра с Пасхи было сделано на несколько месяцев вперед, до самого Рождественского поста хватит.
Однако спустя три недели отец Галактион снова всех побеспокоил. Стал являться к монахам в келии — выходил прямо из стены, отрывал от вечернего правила и опять просил прощения. Братия, конечно же, ввелась в соблазн — каждый думал: помер авва, проститься пришел. Заявился он и к брату Савве. Послушник вытаращился, как на привидение, осенил себя крестом.
— Не пугайся, сынок, — сказал отец Галактион. — Я это, не призрак.
Брат Савва потрогал его и успокоился — действительно не призрак.
— Телепортацию вот освоил с Божьей помощью, — объяснил монах.
— А зачем она тебе, дедушка? — спросил брат Савва.
— Зачем? — Отец Галактион в задумчивости присел на постель послушника. — А и правда, зачем?
Но вдруг встал и молвил назидательно:
— Всякая тварь своим умом Бога хвалит.
И ушел. Сквозь стену.
Наутро братия всерьез ополчилась против отца Галактиона. Его телепортация сделала в обители такую смуту, какой не было со времен царя-отступника и его телевизоров, насильно внедрявшихся в обиход. Монахи составили петицию игумену об изгнании смутьяна из монастыря, уже не довольствуясь тем, что оный смутьян продолжает смирно сидеть под замком, хоть и разгуливает сквозь стены. Почти до самой вечерни обитель взволнованно гудела, а затем отец Варсонофий объявил свое решение: дабы восстановить спокойствие, приличествующее сему месту жития молитвенного, показать брату Галактиону путь из монастыря на все четыре стороны.
Старого монаха извлекли из-под замка, снарядили ему на дорогу платье и продукты в котомке, дали в руку посох и сопроводили к воротам. Отец Галактион вел себя чинно, не перечил и не суесловил, с каждым монахом в отдельности прощался. Брат-привратник гремел ключами у ворот, отпирая. Отец Галактион уже трижды поклонился обители, согревавшей его много лет, потом снова поименно со всеми простился. А ворота все не открывались. Братия начала проявлять нетерпение — что-то затягивалось изгнание, колокол уже к вечерне звонит. Вдруг что-то громко треснуло, и монах-привратник повернулся к братии, держа в руке обломок ключа.
— Заело замок-то, — сказал он растерянно. — А смазывали недавно.
Монахи притихли. Все почуяли, что творится странное. Никогда еще ворота так не артачились, не желая открываться. Кто-то из молодых предложил отослать отца Галактиона сквозь запертые ворота — как давеча он ходил через стены. На неразумного тут же замахали, велев не болтать глупостей, а читать лучше сто раз «Богородицу». И, как по знаку, все обратили взоры к надвратной иконе Божьей Матери.
— Пресвятая Владычица! Царица Небесная! — ахнули сразу несколько монахов.
Богородица на иконе смотрела прямо на монахов, и в руке у нее был ключ от ворот — целый-невредимый.
Привратник тут же пал на колени с воплем о милосердии. За ним в страхе и трепете попадали остальные, отец Галактион вместе со всеми — по лицу его текли слезы.
— Воспеваю благодать Твою, Владычице, молю Тя ум мой облагодати…
Кто- то побежал звать настоятеля — засвидетельствовать чудо и заступничество Царицы Небесной за беспокойного старца.