Белый кролик, красный волк

Мы перешли к моей коллекции плакатов с «Людьми Икс» («А где Джин Грей?» — «Концепция телепатии меня пугает». — «А. Ну, ясно…») и легендарными математиками («А где Ньютон?» — «Ньютон козел!» — «Я рада, что ты так думаешь, Питер. Иначе сомневаюсь, что мы могли бы остаться друзьями!»), а затем, неизбежно, к синим блокнотам в твердом переплете, сложенным стопкой на углу стола. Уже одна эта аккуратность кричала об их особой роли в моей комнате, которая в остальном выглядела как после бомбежки. («Изучаешь энтропию, Пит? Или ты просто свин?» — «Как знать, Ингрид. Как знать?»)

— Питер, — спросила она, листая страницы и заправляя за ухо выбившуюся легкомысленную прядь светлых волос, — как расшифровывается АРИА?

Я ошеломленно уставился на нее. Простой вопрос — и моя тайная пятилетняя одержимость зависает в воздухе, как подброшенная монетка.

Орел: она посмотрит на тебя как на психа.

Решка: она скажет, что это может сработать.

«Ага, — фыркает голос в моей голове, — можно подумать, шансы равны».

Я начал мямлить, отвечая уклончиво и обтекаемо, но потом подумал: «Она твоя подруга, Пит, подруга, и к тому же супергерой в математике… Она может помочь».

Я тяжко сглотнул и пошел на риск.

— У тебя обсессивно-компульсивное расстройство, так? — спросил я.

Она знала, что я знаю, но за те три месяца, что мы были знакомы, она ни разу не сказала мне об этом прямо. Она настороженно покосилась на меня и кивнула.

— Тебе назначали лекарства?

Ее желваки напряглись. На секунду я испугался, что слишком надавил, но потом она ответила:

— Ана, — скривив губы в горькой ухмылке.

Сокращенное название анафранила. Я тоже какое-то время был на Ане.

— А я на Лоре, — я вытащил из кармана покрытый фольгой блистер лоразепама.

— И как поживает Лора? — спросила она, смягчившись.

Этот бартер был нам хорошо знаком. Назови мне свой медикаментозный костыль, и я назову тебе свой.

— Как обухом по башке, но когда накрывает, лучше любых альтернатив. Как Ана?

— Мысли путает, — кисло улыбнулась она. — Но иногда неплохо снимает напряжение. К чему эти вопросы?

— К тому, что наши мысли — это химия. — Я бросил таблетки на кровать рядом с ней. — А химия — это физика, хоровод электронов. А физика, по крайней мере важная ее часть, — это математика.

Не важно, из чего мы сделаны (углерода и водорода, протонов и электронов), бананы сделаны из того же, чертовы нефтяные скважины сделаны из того же. Важно лишь то, сколько их в нас и как они расположены. Важна закономерность, а закономерность — это территория математики.

Я втянул воздух в легкие и на секунду задержал его в безмолвной молитве: пожалуйста, не называй меня сумасшедшим, — а потом выдохнул.

— У тебя, Ингрид, существует свое уравнение, у меня — свое. И я хочу найти это уравнение.

Она долго смотрела на меня в упор. Пожалуйста.

— Допустим, — сказала она. — С чего мы начнем?

Мы. Я улыбнулся так широко, что у меня чуть не треснуло лицо. Я открыл верхний блокнот, перелистнул на вторую страницу и передал ей.

— Вот.

На странице были нацарапаны элементарные примерчики.

0 + 1 = 1

1 + 1 = 2

2 + 1 = 3

3 + 2 = 5

5 + 3 = 8…

И ниже общая формула для ряда:

п = (п-1) + (п-2)

Ингрид нахмурилась:

— Последовательность Фибоначчи?

— Да, каждый член — сумма двух предыдущих. Это простейшая известная мне рекурсивная формула.

— И что?

— А то. — Мы подходили к самому главному, и сердце, как старинный будильник, звенело у меня в груди. — Просто подумай. Вот ты, Ингрид, кто ты?

— Девушка?..

— Нет.

— Нет? Еще как да, Пит, но если ты хочешь, чтобы я это тебе доказала, то ты, не поверишь, движешься не в том направлении.

— Я, я…

Ну, класс. Я и до этого двух слов связать не мог, так теперь она еще и перекатилась на живот, сдула волосы со лба и ухмыльнулась мне, отчего кровь окончательно отлила от мозга и благополучно устремилась в южные регионы. Я тяжело выдохнул.

— Я хочу сказать, — медленно проговаривал я каждое слово, чтобы не заикаться, — что отличает тебя от всех остальных?

Она нахмурилась, вытянула вперед руки и положила подбородок на сплетенные пальцы.

— Ну ладно, — сказала она. — Я попробую. — Она на мгновение задумалась. — Наверное, мои воспоминания. Это единственное, что есть у меня и нет ни у кого другого.

— Вот именно! — Мне захотелось выкинуть кулак в воздух, но я воздержался. — А воспоминания — это что такое? Пережитый опыт, изменивший тебя, и каждый раз, когда ты о нем вспоминаешь, он меняет тебя снова: как бьется сердце твоей мамы, как ты впервые пробуешь клубнику, как впервые наступаешь на лего и падаешь на пол, сыпя проклятиями…

Я замолчал, подыскивая еще примеры.

— Как ты впервые занимаешься сексом? — предложила Ингрид.

Я залился краской.

— Ты специально это сказала, чтобы посмотреть, какого я стану цвета, да?

— Возможно, я просто устала ждать, пока ты найдешь математически безупречный способ пригласить меня на свидание.

Я покраснел еще сильнее.