Белый Лотос

Я отсутствовал здесь десять дней, потому что мне приходится бороться со своими привязанностями, стяжательством, завистью, страхом смерти и сомнениями, не считая поносов. Как раз тогда, когда я боюсь, что вы требуете слишком многого, все это проходит; то, чему я боялся взглянуть в лицо, исчезает, это состояние проходит — и мною овладевает радость и благодарность. Все происходящее является даром — тем самым даром, в котором я нуждаюсь, чтобы расти. Появляется ощущение, что все возможно.

Благодарю вас, возлюбленный.

Амитабх

Это тяжкое путешествие, путешествие к предельной сердцевине вашего существа. Это тяжелая задача, это восхождение на вершину. А при восхождении на вершину вы должны разгрузиться от многих вещей, вы должны становиться все более и более невесомым. Вы не можете продолжать нести с собой хлам.

Привязанности, стяжательство, зависть, алчность, страх, гнев — все это постепенно надо выкинуть, потому что при восхождении на всё большие высоты вещи начинают становиться всё тяжелее и тяжелее. При продвижении к более чистым слоям существа многие вещи, которые вы раньше не осознавали, становятся такими ясными и вы ощущаете глупость того, что вы несете их, что вы несли их с собой на протяжении многих жизней.

Выбросить их трудно, потому что человек свыкается со своими привычками. Возможно, эти привычки служат источником несчастья, но отбросить их всё равно трудно, так как они становятся автоматическими; они становятся составной частью вашего стиля жизни. Вы отождествились с ними; без них вы будете кем-то другим. А человек боится — боится быть кем-то другим, чем он есть. Человек всегда боится войти в неизвестное. Страх смерти — это не что иное, как страх неизвестного.

Какое ты имеешь основание бояться смерти, Амитабх? Ты еще не встречался с ней. Ты не видал ее лица и не знаешь, прекрасное оно или безобразное. Ты не можешь сказать о ней ничего — будет ли она проклятием или благословением. Ты не имеешь никакого понятия о смерти, как же ты можешь бояться ее?

Нет, человек боится не смерти. Люди в действительности боятся потерять свою привязанность к жизни, к своему стилю жизни. Одно несомненно — то, что смерть совершенно изменит вас, что смерть возьмет вас в измерение, о котором вы абсолютно ничего не знаете. Одно несомненно — то, что смерть не оставит вас такими, каковы вы есть. Она заберет ваше тело, она заберет ваш ум, она заберет все, что вы считали самим собой. Она оставит в вас только чистейшее сознание. Отсюда страх смерти, и отсюда же страх глубокого вхождения в медитацию — они представляют собой одно и то же.

Медитация совершает ту же работу, что и смерть. Медитация это добровольная смерть: вы начинаете умирать, исчезать, испаряться по своему собственному согласию. И нахождение вблизи меня имеет то же назначение. Быть рядом со мной — значит быть рядом с вашей смертью.

Древние восточные сутры говорят, что мастер — не что иное, как смерть, а его ученик — это тот, кто готов умереть. Но смерть — необходимое предварительное условие возрождения. Иисус не смог бы воскреснуть, если бы его не распяли на кресте.

Однажды некий христианский миссионер спросил меня: «Как вы объясните тот факт, что Бог позволил, чтобы Иисуса распяли на кресте??»

Христиане пришли в замешательство, пытаясь объяснить это. С одной стороны, они говорят, что Иисус — единородный сын Бога… И Отец должен был проявить абсолютную жестокость, позволив распять Иисуса. Все ожидали, что должно что-то случиться, что-то произойти. Тысячи людей собрались, чтобы увидеть чудо. Они знали Иисуса, они смотрели в его глаза, они ощущали его вибрацию. Он был редким человеком, его окружала атмосфера чего-то сверхъестественного. Он имел нечто необычное: глубину, высоту. Он имел корни, уходящие глубоко в землю, и крылья, способные унести к беспредельному. Люди ощущали все это — благодать, красоту, величие его существа. Они ощущали мир и безмолвие, окружавшие его. Они ощущали питательную любовь, которая непрерывно истекала из его существа к другим. Что-то должно было случиться — Бог не мог оставить Иисуса, Бог должен был сделать что-то. Они ожидали последнего момента.