Белый мусор

— Австралийцы понимают, что надо бы усовершенствовать защитную систему Потока, но без этого самого Потока ничего не могут придумать. Их учёные и врачи не способны ни на что, кроме закачивания необходимых знаний, которые теперь недоступны.

— Что сказать, Клод? Тогда привыкай к коляске.

— Ханнатские врачи предложили медицинский экзопротез, но для этого нужна операция, после которой я всё равно буду малоподвижным инвалидом на пенсии.

— Но какая разница, в кресле ты или на своих ногах. Ты же всё равно командан?

— Совет депозантов решил, что из-за инвалидности я больше не смогу эффективно исполнять обязанности командана. Вместо меня на боевые операции Гоша выдвигался.

— Но тебя нельзя просто выгнать, — недоумевала я, досадуя, что ввязываюсь в посторонние дела.

— Взамен мне предлагают стать директором совета.

Я оживилась. Проблема Клода наконец-то зацепила меня:

— Но ведь Жан-Люк директор? Как он допустил своё смещение с должности?

Клод сжал кулак и стукнул по подлокотнику кресла:

— В том-то и вся беда. Эти гражданские имбецили решили Жан-Люка назначить команданом.

Я вскочила зачем-то на ноги, словно предполагая тут же бежать и разбираться:

— Командование Эскадроном это не управление коммунальными счетами.

— Жан-Люк как-то смог их убедить. Через год другой открывается рынок межпланетных перелётов. Первая ПВК, которая сможет подготовиться к новым условиям, отхватит самую большую долю.

— Что же теперь?

— Послезавтра в Форт Блю день открытых дверей. Будут представители комиссии Материкового Союза, потенциальные депозанты, австралийский амбассадор. Эскадрону должны вручить императорский штандарт, мы станем чем-то вроде гвардии Императора. Потом, личному составу зачитают благодарственное письмо от Володимара Третьего.

— Этот успех твоя заслуга.

Клод усмехнулся:

— Скорее моего генотипа. Завалил Дель Фина не я, а мой женский синтезан.

Тоже слегка улыбнулась. Клод продолжил:

— В конце выступит Жан-Люк. Объявит о моём назначении в совет. Хочет преподнести это как благоприятный признак для депозантов.

— Что же делать?

— Мы не можем помешать моей отставке, я конченый инвалид. Но можем предотвратить назначение Жан-Люка. Это будет твоя последняя боевая операция под моим управлением. Слушай вводную.

Глава 104. Открытые двери

На плацу Форта Блю установили сцену и трибуну. На дальней части сцены расположился Императорский военный оркестр. Исполняли боевые гимны, песни ветеранов Нагорной Монтани, а так же новые фронтовые песни, появившиеся во время войны с Австралией.

Оркестр иногда замолкал и на сцену выходил известный шансонье Иван Озновур-Торгуев. Удивительно, как быстро музыканты, которые никогда не были на войне, умудрялись обновлять репертуар в соответствие с текущим моментом.

Иван выступал в потёртой гимнастёрке, с муляжом ВГИКа за спиной. Гигантскую снайперовку он носил с грациозностью никогда не служившего. Пел о тяготах войны с австралийцами. О том, как его лирический герой сбил австралийского летуна точным выстрелом в топливный отсек, но был смертельно ранен механиклом, австралийским пехотным роботом. Медленно погибая, снайпер проклинал «бесчеловечных захватчиков» и просил жену, что ждала его в Мизуре, воспитать сына, который будет защищать Родину, как и отец.

Австралийский посол делал вид, что не понимал слов песни и подчёркнуто много общался с ханаатским послом. Глава Имперской Канцелярии делал вид, что обсуждал что-то конфиденциальное с консулом Нагорной Монтани.

Несмотря на заверения глав государств «о новой эре в отношениях людей», всё скатывалось обратно к интригам, обманам и шпионажу.

Над фортом висел яркий дирижабль с лозунгом «Словно искры зажгут эту ночь». Все императоры любили дирижабли. На них тратились огромные средства, но во время войн эти неповоротливые пузыри с газом оказывались самыми неэффективными. Поэтому остатки дирижабельного флота стянули в Моску, используя для поднятия патриотического духа. С них скидывали брошюры, где описывалось коварство австралийцев или «научные» исследования о деградирующем социуме австралийцев, потерявших все связи с традиционными культурами материка.

Гости ходили между сценой и столами с закусками. Переходили к траурному стенду с портретами погибших эскадронцев. Там, среди одинаковых чёрно-белых картонок должно быть неузнаваемое лицо Антуана. Я старалась не только не смотреть в ту сторону, но и обходила стенд стороной.

Иногда ко мне подкатывал на кресле Клод. Ободрял кивком и снова уезжал. Его сабля в ножнах была прикручена к боку коляски, чтобы не царапаться по земле. Это было одновременно грустно и комично.

Заметила, что Клод тоже избегает смотреть в сторону стенда. Я не раздражалась от сходства с ним. Начинала принимать свой оригинал не как ненавистное напоминание о собственной вторичности, а как родственника. Старший брат, например. Ни у меня, ни у Клода не было старшего брата. Теперь у меня есть. А него — младшая сестра.