Белый огонь

Однажды юная указывающая нашла раненого шаутта, и в ней проснулась жалость, ибо все существа, даже темные, достойны жизни. Так говорилось в сказках, что читала ей старая няня. Шаутт был прекрасен и так же юн, как она, и указывающая влюбилась в него, слушая слова, полные любви. Няня, узнав о том, что сделала девушка, сказала, что расскажет об этом таувину. И указывающая убила ее, ведь иногда любовь требует решительных действий, и отдала тело несчастной шаутту, дабы насытить его. И когда он стал здоров, то обнял указывающую, благодаря за помощь, шепча ей, что теперь они будут вместе, станут единым целым.

Шаутт сдержал обещание, пожрав свою спасительницу, а кости ее раскидал по вересковым пустошам в назидание глупцам, что верят в сказки.

«Ночные истории герцогства Летос»

Гроза, точно карифский кот, уже несколько дней ходила на мягких лапах вокруг замершего Пубира, то и дело глухо ворча, но не решаясь на что-то серьезное. Она заставляла людей поглядывать на небо, а обезьян, прятаться в развалинах древних крепостей, нервничать и устраивать драки между собой.

Лиловые тучи с набухшими животами, которые на закате золотились от света растерянного солнца, на мгновение появляющегося, прежде чем спрятаться за горами, обещали скорый дождь. Это пугало рыбаков, они не решались отправляться далеко в море, и оттого их улов оставался скудным, кошельки пустыми, а настроение совершенно отвратительным.

Но дождь все никак не приходил. Изредка с неба падали тяжелые вялые капли и все заканчивалось, не успев начаться. Гроза словно бы издевалась над городом, а сильнее всего над купцами, которые здраво опасались встречи с открытым морем, прекрасно зная, что им может подготовить непогода в это время года, когда внезапный дождик превращается в лютый шторм и волны поднимаются, как крепостные стены, а корабли падают в пропасти, чтобы уже из них и не выбраться, порой оказываясь на дне.

Все, кто мог, у кого не было в трюмах скоропортящихся товаров, кто не оказался связан контрактами с банками, Торговыми Союзами или тем паче Ночным Кланом, остались в порту. А потому кораблей здесь было больше, чем сельдей в старом бочонке. Все ждали, когда настанет непогода или же когда она наконец провалит ко всем шауттам, дав возможность отправиться в путь.

Гутер ис Тах, капитан «Даров ветров», невысокий жилистый дагеварец с темными бесстрастными глазами, с бородой кудрявой, совсем не седой (в отличие от тоненьких косиц, торчащих из-под бирюзового платка, ложащихся на уши и щеки), смотрел на нерешительность грозы с неодобрением человека, основную часть жизни проведшего в море. Он не был купцом, но работал на южный союз «Добрых братьев Дагевара», развозя по портам их шелк, пряности и слоновую кость. Сейчас его трюмы были пусты, из Пубира он не вез ничего, кроме документов, а потому мало нервничал из-за вынужденной задержки. Не то, что капитаны других судов.

Разумеется, риски были и у него: оплата лишних дней стоянки, дозакупка провизии и воды. Да и команда не прочь «потеряться» в веселых кварталах, чтобы потратить денежки на выпивку и ласковых девиц. А рядом с вином и девками всегда появляются неприятности. К примеру, в Филгаме, два года назад, Гутер ис Тах недосчитался двоих. Одного прирезали в кабацкой драке по совершенно надуманному поводу, а другой так напился, что стал трепать языком и Господин Порта узнал, что «Дары ветров» «забыли» рассказать таможеннику о двух тюках серфо и заплатить налог.

Очень большой.

Преступно большой.

Та болтовня стоила Гутеру множества седых волос, опустевшего сундучка с резервом на взятки, повышенного внимания в будущем, а также запрета возвращаться в этот порт Соланки в течение года.

Могло быть и хуже.

Сейчас почти вся команда сошла на берег и не планировала возвращаться до завтрашнего утра. Гутер с частью матросов, оставшихся охранять корабль, маялся от безделья и удил рыбу.

Рыбалка всегда радовала его. Отвлекала от пустых тревожных мыслей. От того, что надлежало спуститься в маленькую каюту, достать полученные письма, прочитать их, отсортировать, составить ответы и подписать несколько контрактов (часть из которых тяготили его ненужными обязательствами).