Белый огонь

Он кивнул, принимая этот ответ. Вполне честный, да и направление правильное.

– Скажите любые три слова, мастер Дэйт, – внезапно предложил лейтенант.

Воин посмотрел на командира кавалерийского отряда с понимающей усмешкой, зная, к чему эта просьба, произнес:

– Что-то не хочется.

Молчать было глупо, и это бы лишь вызвало подозрения.

Лейтенант услышал акцент, вернул усмешку, но куда более неприветливую, а старший десятник негромко заворчал, переступив с ноги на ногу, словно старый вышколенный пес, который с радостью бы бросился, да хозяин не отдал команды.

Пока не отдал.

– Из Горного, как я и думал, – сказал Эйрисл Рино. – Интересные вы путники. Треттинец и… ты, мастер. Два довольно несочетаемых персонажа вместе.

– Сиору стоило бы высказывать намеки конкретнее.

– Я и высказываю, господин де Ровери. Вы участвовали в войне, что была в прошлом году?

– Да. – Дэйт решил притянуть внимание к себе. Наемников регулярные войска любили куда меньше, и, если начнут узнавать, в качестве кого сражался треттинец, могут возникнуть куда худшие неприятности.

– И, полагаю, не на стороне Фихшейза.

Лейтенант Дэйту с каждой фразой нравился все меньше.

– Каждый из нас защищает свою родину. Мне нечего стыдиться. Я был солдатом, ты им остался. Война завершена.

– Ты защищал родину. Это достойно уважения, мастер Дэйт. Даже если мы были по разные стороны. А вы, господин де Ровери? Что защищали вы?

– Справедливость.

– Хм… Интересный ответ. Впрочем, спор в безлюдных местах о поводах пускать друг другу кровь не лучшее решение. В этом лесу и на равнине встречаются бандиты. И мародеры. Они нападают на путников, грабят фермеров, сжигают деревни. Воруют. Поэтому интерес моего десятника к вам небеспричинен. Те, кто когда-то был солдатом, пришли на наши земли и начали разорять их. Мы ловим таких бандитов и вешаем. Вороны тоже хотят есть, а мы не жестоки и стараемся находить для них еду. Что будет, если я прикажу своим людям обыскать ваши сани? Найдется ли там что-то, забранное у одиноких путников или крестьян?

– Сиору никто не станет препятствовать. – Мильвио сделал приглашающий жест в сторону их небольших тюков.

Лейтенант кивнул старшему десятнику, предупредив:

– Только аккуратно.

Бородатый позвал двух солдат, и они перетряхнули все вещи, но, не найдя ничего подозрительного (тут Дэйт, про себя усмехнувшись, представил, что бы случилось, если бы из сумки южанина выпал какой-нибудь визжащий поросенок), сложили все обратно.

– Мой отряд тоже направляется в Балк. Будем там в поздние сумерки. Вы поедете с нами.

Рота кавалеристов сильно растянулась, передовой отряд Лося двигался в полулиге от них, а десятки не перемешивались. Всадники не обгоняли друг друга, держали походный строй и темп. Создавалось впечатление, что их лохматые лошадки в таком темпе могут идти часами. Мерин, тянувший сани, пускай более крупный и казавшийся сильнее, уже начал уставать.

За новыми спутниками присматривали. Без явной враждебности, но около саней всегда кто-то был, да и лейтенант на ярко-рыжем норовистом жеребце несколько раз подъезжал, окидывая их вроде бы равнодушным взглядом. В синих глазах была какая-то поволока, словно командир находился не здесь или его терзала болезнь.

Старуху Дэйт заметил не сразу. Она ехала позади, в самом конце колонны, и оказалась рядом на одной из кратковременных стоянок. Два солдата помогли ей спуститься, расстелили скатанную валиком шкуру, чтобы усадить, но Мильвио окликнул их:

– Пусть госпожа присядет на сани, сиоры! И вообще, она может ехать дальше с нами, будет удобнее.

Лейтенант, услышавший его предложение, спросил у женщины:

– Что скажешь, Катрин?

Та оперлась на палку и сказала странным многоголосым шепотом:

– Шансов умереть на санях у меня меньше, чем в седле. Воспользуюсь щедрым приглашением мальчика.

Она, сильно налегая на палку и немного прихрамывая, направилась к ним, и Дэйт с удивлением смотрел на нескладную фигуру старухи. Она была с ним одинакового роста, и это… несколько смущало. Мильвио спрыгнул с саней, протянул руку, чтобы помочь, но бабка легонько стукнула его палкой по предплечью.

– Без заигрываний. Знаю я вас, южан.

Рассмеялись многие, в том числе и треттинец. Обстановка стала чуть более расслабленной. Старуха села рядом с Дэйтом, даже не посмотрев на него. Следующий час она дремала, покачиваясь в такт хода мерина. А затем внезапно, прямо из дремы, подняла голову и сказала совершенно не сонным, удивительно четким и чистым голосом:

– Ветер идет.

Дэйт уставился на нее, не понимая. Особенно потому, что на равнинах уже больше часа царило полное безветрие, и мороз, кажется, даже забыл покусывать щеки и нос.

– Ветер идет, – глядя в упор на него, произнесла странная старуха, и ее веки казались ярко-розовыми, а глаза, наоборот, блеклыми, мертвыми, погасшими. – Чувствуешь?

Дэйт не чувствовал никакого намека на ветер. Даже на слабый сквознячок, и подумал, что полусумасшедшая старуха со сна забыла, на каком свете находится. Поэтому не сказал ничего.