Наконец мне удалось приподняться, стукнуть его планшетом для рисования и выпихнуть из постели.
В гостиной уже почти все разошлись. Наталья танцевала сама с собой перед музыкальным центром, держа за горлышко бутылку «Столичной». Георгий спал в черном кресле, положив голову на истертый подлокотник, у него на коленях свернулся белый кот. На полу валялись сломанный бамбуковый стул, перевернутая пепельница. Жирная лужа поблескивала на поцарапанном кофейном столике.
Рина и ее бойфренд Сергей лежали на зеленой кушетке. Она не сняла ни юбку, ни обувь. Рубашка на нем была расстегнута, с шеи свисала цепочка с медальоном. Противно было прерывать их, но все-таки Миша был ее друг, пусть она с ним разбирается.
— Рина, Миша лезет ко мне в постель. Четыре пьяных глаза уставились на меня, два черных, два ярко-голубых. Сфокусировались не сразу. Сергей что-то прошептал ей по-русски, и они рассмеялись.
— Миша тебе ничего не сделает. Дай ему чем-нибудь по голове.
Сергей мял ее бедра, покусывал шею, но смотрел на меня. Как белый тигр, наметивший жертву.
Когда я вернулась к себе, Миша спал. Там, где я стукнула его планшетом, темнела кровь. Он храпел, обнимая мою подушку, и не скоро должен был проснуться. Я легла на пустую кровать Ивонны. В пять стерео умолкло, мне удалось поспать час или два. Снились какие-то звери, роющиеся в мусорных кучах. Меня разбудил звук струи в унитазе. Дверь в туалет напротив нашей комнаты была распахнута, и поток длился, казалось, не меньше пяти минут. Когда он прекратился, смывать не стали. Потом снова включили стерео, опять «Who». «Кто ты?» — спрашивал голос солиста. Я постаралась вспомнить, но не смогла.
25
Хмурым субботним утром мы сидели на кухне и шили кожаные сумки — тысяча первый способ заработка, пришедший Рине в голову. Ники ставила демо-записи новых рок-групп, купленные Вернером. Все они были похожи одна на другую — тщедушные полудетские вопли, плохо настроенные гитары. Ники искала себе новую команду.
— Эта ничего, как ты думаешь? О черт! — Она уколола палец, сунула его в рот с черно-красной помадой. — Какое дерьмо все это шитье. Она что, считает, мы какие-нибудь долбаные эльфы?
За работой мы курили гашиш. Дым напускали в перевернутый стаканчик с наклейкой «Джонни Уокер», который Ники стащила из «Баварского сада», потом пододвигали его к краю стола и втягивали через щелочку. Ивонна отказывалась курить, говорила, что это вредит ребенку.
— Какая разница? — Ники насадила на булавку кусочек гашиша для себя. — Ты же все равно его себе не оставишь.
— Если ты так думаешь, тогда нечего водить меня в школу мам. — Уголки рта у Ивонны съехали вниз. — Астрид меня отведет.
Я закашлялась, пытаясь изобразить Баттерфлай Маккуин в сцене родов из «Унесенных ветром».
— Но я ничего… не знаю… ни о каком рождении… детей… — Голос не слушался меня, он был не такой высокий, как надо. Я вспомнила Майкла, он всегда изображал Баттерфлай лучше меня. Я по нему скучала.
— Зато у тебя бывают хотя бы хорошие мысли, — сказала Ивонна.
Роды. Я содрогнулась.
— Мне даже восемнадцати нет.
— Это ничего, там не подают алкоголь. — Ники бросила в кучу сшитых сумок еще одну и взяла следующую заготовку.
Обкуренная, я водила модельным ножом по куску кожи. Узор был похож на летящий дым. У меня хорошо получалось, лучше, чем у матери. Можно вырезать ворону или кошку. Кошку совсем легко, всего три линии. Я вырезала детскую головку с кудряшками на лбу и бросила Ивонне.
Дверь распахнулась, обдав нас холодным воздухом, вошла Рина с рулоном темно-зеленой замши под мышкой.
— Георгий все продал, кое-что обменял на лампу. — Она горделиво улыбнулась. — Неплохо, а? — Ее взгляд остановился на мне, продолжающей вырезать узор на клочке кожи. — Ты что, спятила? Вот придурочная девица! Думаешь, это дешево? — Стукнув меня по затылку, она вырвала у меня работу. Потом рассмотрела узор, нахмурилась, поднесла к свету. — Ничего. — Выпятив нижнюю губу, Рина вернула мне кусок кожи. — Я думаю, это пойдет. Сделай так на всех сумках. Выручка увеличится.
Я кивнула. Мои заработанные деньги уже были спущены на кисти и краски, еду и траву в складчину с Ники. Колледж исчез из виду, как лодка в тумане. У Клер я начала думать о собственной жизни как о серии карандашных рисунков Кандинского: бессмысленные по отдельности, вместе они начинали составлять стройную композицию. Мне даже казалось, что в них проглядывают очертания будущего. Но теперь слишком много деталей было потеряно, и рисунок перестал быть цельным, как случайно задетый ногой узор из сосновых игл на лесной тропинке.
Вошел Сергей с сумкой, светясь розовыми щеками на широком, симпатичном, совершенно не калифорнийском лице. Вынул две бутылки водки, положил одну в холодильник, вторую поставил на кухонный столик, достал два зеленых стакана. Принюхался.
— М-мм, пахнет обедом.
— Ну и кто тебя приглашает? — Рина села на край стола, отвинтила крышку бутылки. Наполнила оба стакана примерно на треть.