Белый Орден или Новые приключения Ариэля (СИ)

Перед тем, как отправиться отдыхать, Ариэль зашёл в лазарет. Иоланда делала перевязку раненному в плечо рыцарю. Её руки мелькали так ловко и уверенно, что он невольно залюбовался. Рыцарь стиснул зубы, на его лице выступили капли пота, он, видимо, с трудом удерживался от крика, перевязка была очень болезненной. Иоланда как будто не обращала внимания на то, что причиняет раненному боль, но Ариэль чувствовал, что это не так. Она очень старалась не причинять лишней боли, но неизбежную боль причиняла без размышлений. Настоящая сестра милосердия. Сколько страданий вдруг неожиданно на неё обрушилось, а ведь она была всего лишь простодушной поклонницей красоты, но сейчас держала себя так, словно всю жизнь готовилась к этому ужасу.

Иоланда закончила перевязку, они вышли на улицу.

— Сегодня ночью выступаем, — тихо сказал Ариэль. — У вас будет много работы.

— Не забывай молиться обо мне, — Иоланда нежно коснулась кончиками пальцев его груди.

Жена напомнила ему о том, что было для него самым важным. Она просила его молитв не ради себя, а ради него. Ариэль почувствовал, что сейчас им не надо больше ни о чём говорить и спросил:

— Где Перегрин?

— Сейчас позову.

Когда из лазарета вынырнул Перегрин, который выглядел бесконечно уставшим, Ариэль спросил без предисловий:

— Ты идёшь с нами или остаёшься в лазарете?

Перегрин опустил глаза, его лицо исказилось так, как будто он вдруг почувствовал сильную боль. Некоторое время он молчал, потом с трудом выдавил из себя:

— Скажи, Ариэль, неужели возможно убивать ради Христа?

— Зачем ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что невозможно. А от меня ты что хочешь услышать?

— Ариэль, ты глубокий человек и прекрасно понимаешь, что я не нуждаюсь в самооправдании, и не имею необходимости в том, чтобы ты своим веским словом меня успокоил. Если я скажу тебе, что я не трус, это прозвучит, наверное, фальшиво. Но дело и правда не в трусости, а в том, что я перестал что-либо понимать.

— Ты хочешь моего совета? А ты лучше дай совет мне. Идти ли мне в бой, чтобы убивать, резать, рубить головы, выпускать кишки, не обращая внимания на мольбы о пощаде? Или вместо этого мне лучше взять Иоланду и скрыться вместе с ней где-нибудь на краю земли, где мне не придётся никого убивать? Какой из этих двух вариантов кажется тебе достойным доброго христианина?

— Я понял. Никакой.

— Ты действительно понял главное. Какую бы линию поведения я не выбрал, она всё равно будет греховной. Третьего не дано: или я сражаюсь или закапываю меч в землю. Или я убиваю сарацин, совершая смертный грех, да ещё бесчисленное множество раз, или предоставляю сарацинам убивать безоружных христиан, не пытаясь их спасти, и это тоже смертный грех. Так как я должен поступить?

— Ты — рыцарь.

— А ты?

— Так вот я и не знаю.

— Перегрин, ты можешь остаться начальником лазарета и принести много пользы, спасая жизни раненных, облегчая их страдания и никого не убивая. Мы отнесёмся к такому твоему решению с большим уважением. Что тебя смущает в этом варианте?

— То, что я буду прятаться за вашими спинами. Не в том дело, что вы пойдёте на смерть, а в том, что вы пойдёте на грех, а я, значит, чистенький останусь? Моя совесть растерзает меня, но ведь совесть — это голос Бога, и тогда получается, что Бог хочет от меня, чтобы я пошёл убивать. Как такое возможно?

— А вот такой теперь мир. К самым чистым и благородным поступкам обязательно примешивается грех. Безупречных христиан не бывает, Перегрин, и святые не безупречны. Важно, что доминирует в человеке — любовь ко Христу или любовь ко греху. Иной идёт убивать просто потому что это ему нравится, или для того, чтобы грабить, или ради славы. Другой идёт убивать, потому что не может… ну просто никак не может… допустить гибели беззащитных людей, и ради того, чтобы спасти этих людей, он готов не только жизнь отдать, но и душу испоганить. Это и значит сражаться за Христа. Не знаю, примет ли Господь нашу жертву, но мы иначе не можем. Не верь тем, кто скажет тебе, что убийство на войне — не грех. Убийство даже на самой праведной войне — это всё равно грех, и любой христианский рыцарь, чья душа жива, очень хорошо это чувствует. Но если твоя душа разрывается от сострадания людям, ты пойдёшь на этот грех. Только потом ты не будешь чувствовать себя героем, а будешь до конца дней замаливать свои грехи. Это и есть христианский рыцарь. Господь видит наше сердце, Перегрин, видит, что на самом деле нами движет — любовь ко Христу или любовь ко греху. А сами мы не всегда можем ответить на этот вопрос.

— Я иду с вами, Ариэль. Лазарет оставлю на Иоланду, она вполне к этому готова, тем более что у неё появились помощницы из местных женщин.

— Это твоё решение, Перегрин.

Глава VII, в которой Орден идёт на штурм