Белый Орден, или Новые приключения Ариэля. Том II

– Гибель Ордена… Великий Орден погиб не от сарацинских сабель, а от внутренней слабости и полной непригодности к войне. Мы раньше считали себя великими воинами, мы были уверены, что наш Орден – самая грозная боевая сила во всём мире. У нас вроде были основания так думать. Громадный по численности Орден состоял из великолепно вооружённых людей, каждый из которых был прекрасным фехтовальщиком, потому что всю жизнь учился только этому. Каждый из нас был силён и вынослив, на учениях мы совершали такие марш-броски, какие, казалось, не по силам бойцу в тяжёлом вооружении, но мы выдерживали любые перегрузки, мы неделями спали на голой земле и питались чёрствым хлебом. В нашем Ордене царила железная дисциплина, мы умели действовать так слаженно, как будто были единым организмом. Конечно, у нас были основания полагать, что такой боевой силе ничто в мире противостоять не может. И вот мы побежали перед противником, который был гораздо хуже нас вооружён, гораздо менее вынослив и, кажется, вообще не имел представления об искусстве войны. Но они погнали рыцарей, как зайцев… А знаешь почему? Никто из нас не имел представления о том, что такое настоящая кровища. Помню, одному рыцарю отрубили саблей кисть руки, он визжал, как поросёнок, кровь хлестала фонтаном. И все рыцари вокруг него, увидев это, казалось, впали в столбняк, с ужасом глядя на фонтан крови, который, конечно, вскоре иссяк, но тем временем сарацины перерезали этих рыцарей, как беспомощных детей. У другого из наших, помню, ловким сабельным ударом выпустили кишки, и он держал их в руках, жалобно улыбаясь, а те, кто это видел, сразу опустили мечи, с ужасом глядя на несчастного. Они прекратили сопротивление, эта жуткая картина сразу парализовала их волю. А уж как некоторые сарацины умеют сносить головы одним ударом, и как это действовало на наших. После того боя уцелели только те, у кого от страха ноги не отнялись, и кто не утратил способность бежать. Бежали и некоторые тяжелораненые, они потом бродили среди нас, умоляя им помочь, но от них все шарахались, как от прокажённых. Глядя на их страшные раны, к ним просто боялись приближаться.

Сарацины быстро поняли, что мы из себя представляем и на следующий день устроили нам веселуху. Отрезав головы у наших павших, они зарядили ими катапульты и обрушили на наш лагерь целый град отрезанных голов. Рыцари шарахались от этих совершенно безвредных снарядов, как от раскалённых угольев, и опять побежали, даже без боя. Ещё через день сарацины наступали на нас с гирляндами из отрезанных ушей на шеях. В тот день наши враги могли бы и не доставать сабель из ножен, против нас достаточно было палок. Они устроили настоящее избиение младенцев, беспомощных и жалких.

Видишь, какое дело… Рыцари оказались совершенно не готовы к крови, к боли, к тяжёлым ранам, к отрезанным головам и гирляндам из ушей. На памяти нашего поколения никогда не было ни только войн, но и катастроф или тяжёлых несчастных случаев, никто не видел переломанных или отрезанных рук и ног, любую боль тут же снимал бальзам, а если у человека болели внутренние органы, никаких операций не требовалось, достаточно было испить из какого-нибудь чудодейственного источника. Никто у нас вообще не представлял, как выглядят эти внутренние органы. Ну теперь-то, конечно, насмотрелись. Очень многие сошли с ума, другие озверели, есть даже такие, кому все эти мерзости очень понравились, но воевать не хочет никто. Я бы так сказал, что на наше доблестное воинство война произвела неприятное впечатление. Война не понравилась нашим рыцарям, поэтому они не хотят её вести.

– Но ты, вроде, не сошёл с ума и не озверел.

– Да… Я задумался… И вот что я понял. Настоящего рыцаря можно вырастить только на настоящей войне. А война – это самое ужасное, что только может быть в жизни человека. Значит, рыцарь – это самый ужасный человек, какой только может быть. Поэтому, я больше не хочу быть рыцарем. Лучше смерть, чем такая жизнь.

– Ну так бросился бы на врагов, они бы тебя и прикончили, заодно избавив от мук голода.

– Лучше умереть, не убивая.

– А уморить себя голодом – это разве не убийство? Самоубийство – самое страшное из убийств, потому что в нём невозможно покаяться.

– Об этом я не подумал. Тогда получается тупик, из которого вообще нет выхода.

– Если нет выхода, то выходи через вход. Вернись на исходные.

– То есть?

– Как тебя зовут?

– Перегрин.

– Ты должен стать рыцарем, Перегрин, точнее – должен им остаться. Ведь тебя, насколько я понял, большая кровь с ума не свела, и маньяком ты не стал.

– Да я в своё время анатомией увлекался, даже трупы резал в морге, так что ни мертвецы, ни кишки, ни части человеческого тела, взятые по отдельности, меня не шокируют.

– Замечательно. Значит, ты ещё и медицинскую службу нам создашь. Иоланда, вот твой начальник и наставник.

Иоланда, до этого ловившая каждое слово Перегрина, теперь молча кивнула.

– Но я не собирался…

– Не обсуждается! Ты возвращаешься в Орден и выполняешь приказы. Ты не знаешь, где выход, ты потерял вход, тогда просто выполняй приказы и всё.