Читаем Белый ослик полностью

Монумент очень медленно кренился, рухнул, исчез. Порскнули вдали гранитные крошки ограждения. Два крупных бронзовых обрывка плыли в небе и кувыркались, как подбитые птицы из страшной сказки про Синдбада.

Раздался сравнительно негромкий после взрыва грохот падения.

Острые развернутые язычки металла торчали из основания, как клумба абстракциониста-металлиста.

- Так даже лучше,- с задумчивым удовлетворением сказал Кирилл, слыша свой голос внутри головы, уши оказались заложены.

- Христофор Колумб,- сказал он,- Петру родственником не был и нас не открывал. Что ж это, в самом деле, за уподобление русских туземцам, открытым европейцами? А если ты дикарь, так за себя и отвечай.

Вдали пересыпался звон сползающих по стенам и подоконникам стекол.

- Сладкое вредно,- утешил Кирилл фабрику.

Напоследок зазвенело совсем тихо и мелодично. Выхлестнуло витраж в Храме Христа Спасителя.

Тогда загудели машины и раздались голоса.

13

- Итак, дубина, ты хотел взорвать храм.- Хозяин кабинета захлопнул пухлое Кирилловское "Дело" и сдернул очки. Глубокая вечерняя тишина ощущалась во всем здании, камнем объяв огромный в пять окон кабинет. Конная статуя мокла на площади.

- Ну еще бы...- пробормотал Кирилл, переминаясь на ковре, и попытался приличнее пристроить скованные спереди наручниками руки: от гениталий поднял их к груди, но поза образовалась молитвенная, пришлось опустить обратно.Покушение на устои веры и государства... Да для чего мне это надо? Я никому не враг, господин... товарищ... или - ваше превосходительство?

- Но повреждения нанесены! - Сидевший пристукнул ладонью.

Кирилл подумал, что лицо лысого толстячка похоже на колобок, не слишком старательно скрывающий в себе взведенный стальной капкан.

- Я понимаю.- Он вложил в голос сердечное сочувствие: - Храм - как бы детище, вот вам и обидно. Так я наоборот. В смысле,- добавил он поспешно,зачем же такой храм оскорблять таким безобразием?

- А храм, значит, нравится? - переспросил хозяин (не то насмешливо, не то примирительно, не то капкан изготовился щелкнуть).

- Честно говоря, нет.

- Что так?

- Довольно безвкусная коробка. Непропорциональная. Громоздкая. Но стоять, считаю, должен. Все же святилище. Символ.

- Ты, значит, считаешь себя вправе самолично распоряжаться, какое искусство нужно москвичам? А какое - взрывать?!

- Я не самолично...

- А как? Группа? Бандформирование? Или референдум провел, а я и не знал?

- А вам известно, что в народе говорят?

- Мне известно, что в народе говорят,- уверил хозяин кабинета, и тень от лампы накрыла половину лица, как козырек.- Я и сам не аристократ.

- Известно...

- Что ты там бубнишь?

- Что Церетели - большой друг власти и использовал личные связи, чтоб воткнуть своего истукана. Что умеет делать большие бабки и на этом тоже заработал неслабо. Что западло ставить в столице России памятник, от которого америкашки в Атланте отказались. Да что мы, помойка для их отходов с биг-маками и кока-колой, что ли?

- Ага. Патриот, значит, нашелся.

- Если не я - то кто, если не сейчас - то когда, если не здесь - то где?

-Только без демагогии. А что ты в Останкине нес про конец света? Все у тебя увязано! - Он швырнул по столу кассету - стало быть, с передачей, так пока и не вышедшей.

- Журналисты вас не любят,- брякнул вдруг Кирилл.

- И не должны. Деньги они любят, славу и себя. А должны рыть правду... нужную! И говорить.

- Боятся они вас. И власти вашей. Что против вашей воли много не пикнешь.

- Пикают, пикают... И что бы им еще хотелось пикать?

- Что имеете вы со всего в городе. Даже и с книг, и с проституток, и с мафии.

- Что ж не пишут? Пусть подадут в суд, он разберется. Сорок судов я уже выиграл.

- Говорят, что в Москве крутится три четверти всех российских денег, вот ее и можно украшать, а по стране жрать нечего,- упрямо сказал Кирилл, водя взглядом по строю телефонов сбоку обширного стола.

- Поэтому то, что мы строим, надо взрывать?

- Да не должно быть так, чтобы народ за свои же деньги получал всякую дрянь против своего желания! Все обирают, все сладко поют, хоть заики... и все плюют в рожу.

- Хороший бы из тебя шут вышел,- помолчав, улыбнулся хозяин кабинета.Плевать правду в рожу. Как раньше при дворах, знаешь? И справочку из психушки - индульгенцию: сей дурак за свои слова не отвечает.

- Может, я и шут, но за все отвечаю,- мрачно сказал Кирилл.

- Похвально! - Черкнул в настольном календаре.- Значит, так. Ты хороший парень, правдолюбец, правдоискатель и так далее. Но ты согласен, что я не могу допустить, чтоб здесь среди бела дня гремели взрывы, сносились памятники, стекла из храмов вылетали? Согласен?

- Согласен. Каждому свое.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее