Белый отель

Лиза кивнула; ей было приятно слышать это. Они прогуливались вдоль берега, неслышно ступая по песку. У нее едва не вырвался давно мучивший ее вопрос, но она вовремя остановила себя. Рано, еще слишком рано. Кроме того, сейчас стало ясно, что ничего важного тут нет, простое любопытство. Единственно важной, страшной проблемой всегда оставалась смерть, но она оказалась ложной, ведь на самом деле мама не погибла, она эмигрировала.

Словно прочитав мысли дочери, мать вздохнула и произнесла, — «Полагаю, ты знаешь, что произошло?»

«В общих чертах. Но если тебе неприятно, не надо говорить об этом. Ничего особо важного тут нет. Я поразилась бы ничуть не меньше, если бы узнала, что ты участвовала в съезде монахинь».

Мать рассмеялась. «Ну, на такое я вряд ли способна! Нет, я не возражаю, давай поговорим. Твой дядя — славный малый. Ему приходилось нелегко с Магдой. Он здоровый, нормальный мужчина, но ее желания никак не соответствовали его потребностям. Она почти ничего не могла дать ему. Нельзя ее винить: она слишком поздно осознала это. Мы обе были такими невинными, когда выходили замуж! Такими юными! И совершенно ничего не соображали в подобных вещах. Ты понимаешь?»

«Да. Да, теперь все встает на свои места».

«Магда знала, что происходит между мной и ее мужем, — по крайней мере, в начале, — причем, по-моему, даже испытывала некое облегчение». — Мать с тревогой смотрела на нее.

«Значит», — произнесла Лиза, чувствуя, как рассеивается туман, — «когда вы втроем… она действительно хотела…?» Она бросила взгляд на маму, покраснела и вновь отвела глаза.

«Да, скорее всего. Ведь именно она и предложила попробовать. Франц и я чувствовали себя весьма неловко. Но позднее она потребовала, чтобы мы вовсе прервали отношения, — наверное, страдала от ревности и одиночества, — и с тех пор нам с твоим дядей пришлось встречаться тайно. Мы совершили непростительный грех».

«А Отец знал?»

«Знал, но никогда не заговаривал об этом. Мы не спали вместе… да, после рождения Юры практически ни разу не занимались любовью. Ну, не в буквальном смысле — естественно! Так, по большим праздникам… Он всегда был страшно занят. Работа, политические интриги, любовница. Его не волновало, чем я занимаюсь, лишь бы соблюдались внешние приличия».

В полдень солнце палило нещадно, и Лиза чувствовала, как на нее накатывает дурнота. Слишком много сил потребовалось, чтобы вынести мамину исповедь. Она предложила присесть в тени скалы, хоть немного спасающей от безжалостных лучей. Они прислонились к горячему камню. Мать озабоченно осведомилась, как себя чувствует дочь. Небольшая слабость из-за жары, ответила Лиза. Может быть, она хочет немного попить? Когда Лиза кивнула, мать расстегнула одежду на груди и обвила дочь руками, привлекая к себе. Первые освежающие капли молока сразу прогнали жар и голова перестала кружиться. Лиза отняла губы, приподнялась и, словно к святыне, прикоснулась к полной белой груди, увенчанной рыжевато-коричневым соском. «Я помню ее!» — тихонько рассмеялась она. Мать улыбнулась в ответ: «Пей сколько хочешь, молока у меня всегда было вдоволь».

«Но как…?» Мать вздохнула: «К нам присылают столько сирот! Кормилиц постоянно не хватает. Каждый приносит пользу по мере сил».

Лиза прильнула к соску, потом к другому, забыв обо всем, кроме спокойной радости насыщения. Ее рука, обвившая талию матери под платьем, нащупала что-то твердое, и она улыбнулась про себя: мама до сих пор носит такую древность, как корсет! Когда она, наконец, утолила жажду, а мать привела себя в порядок, Лиза расстегнула блузу и подставила ей грудь. Мягкие губы сжали сосок, и она почувствовала себя такой счастливой! Поглаживая все еще пышные светлые волосы мамы, она заметила, что завидует ей, и сама хотела бы кормить младенцев. Застегиваясь, густо покраснела, когда мать задала неизбежный вопрос, и объяснила, что молоко появилось из-за молоденького английского лейтенанта. Юноша ей так нравился, казался таким беспомощным, его так хотелось покормить и приласкать, что он вызвал прилив материнских чувств.

Ощутив, что бодрость и силы вернулись, они поднялись и возобновили прогулку. Мария Конопника сказала: «Примерно то же я чувствовала по отношению к твоему дяде. Считала, что, утешаю, жалею его. Думала, что никому не причиню вреда, если помогу ему. Конечно, мы всегда немного обманываем себя».

«Я видела, как ты утешала его!» — дочь криво усмехнулась.

«Да, знаю! Ах, это было ужасно! У нас чуть сердце не разорвалось от страха! Оставалось только молиться и надеяться, что ты слишком мала, чтобы понять… Но, как видно, надежды оказались тщетными. Прости меня, Лиза, родная. Понимаешь, мы понятия не имели, что ты осталась на яхте. В обязанности Сони входило следить, чтобы…»