Белый отряд

– Ну, спорить не стану, – ответил брабантец, – но что я знаю, то знаю: за все четырнадцать лет моей службы в армии не было случая, чтобы меня с моим арбалетом перещеголял в стрельбе какой-нибудь англичанин со своим луком. Клянусь тремя царями, я скажу даже больше: мой арбалет способен выполнять столь диковинные вещи, каких вы никогда не добьетесь с вашим луком.

– Хорошо сказано, mon gar, задорный петух и поет по-боевому, – заметил Эйлвард. – Сам-то я давно уже не упражнялся, а вот Джонстон потягается с вами – постоит за честь Белого отряда.

– А я побьюсь с вами об заклад на галон жюрансонского вина, что верх возьмет боевой лук, – заявил Черный Саймон, – хотя, пожалуй, кварта туинхэмского эля пришлась бы мне лично еще больше по вкусу.

– Принимаю вызов и готов с вами биться об заклад, – ответил брабантец; он снял куртку и обвел окружающих пристальным взглядом черных прищуренных глаз. – Но я не вижу подходящей мишени, нельзя же расходовать стрелы на эти щиты – в них попадет без промаха любой пьяный мужлан на деревенской ярмарке.

– Это опасный соперник, – шепнул Эйлварду, схватив его за рукав, один из английских ратников, – самый сильный стрелок из всех отрядов арбалетчиков. Это его стрела поразила насмерть коннетабля Бурбонского в сражении под Бринье. Боюсь, что ваш ставленник не выйдет с честью из состязания. – Я целых двадцать лет вижу, как Джонстон стреляет, и ручаюсь за него головой. А ты что скажешь, старый боевой конь? Согласен потягаться с этим молокососом?

– Полно, Эйлвард, – ответил старый лучник, – мое время прошло, мы, старики, потрудились на славу, теперь пусть продолжат наше дело молодые. И не стыдно тебе, Сэмкин, выставлять напоказ человека, который когда-то и правда умел пускать стрелы, но теперь обессилел? Дай-ка мне потрогать этот лук, Уилкинс. Я уж вижу, что это шотландский лук, по тому, как расположены зарубки: верхняя – снаружи, а нижняя – внутри. Клянусь черным распятием! Добротный лук из тиса с глубокими зарубками, у него крепкая тетива, он навощен, его и в руки взять приятно. С этаким-то луком я, пожалуй, и сейчас еще мог бы попасть в крупную, заметную мишень. Подай мне колчан, Эйлвард, я люблю, чтобы стрела была из ясеня или из кизила.

– Так же как и я, клянусь эфесом, – молвил Эйлвард, – вот эти три с гусиными перьями подойдут.

– Да, дружок, подойдут. Я раньше выбирал перья с седловинкой для смертоносной стрелы, и с горбинкой, когда хотел только легко ранить. Возьму эти две. Эх, Сэмкин, глаза с годами застит туманом и рука теряет силу!

– Ну что вы там копаетесь? – спросил брабантец; едва скрывая нетерпение, он следил за обстоятельными, неторопливыми движениями соперника.

– Я охотно посостязался бы с вами, – заметил Джон-стон. – На мой взгляд, боевой лук куда более стоящее оружие, нежели арбалет, хотя доказать это, может статься, уже не в моих силах.

– И мне так думается, – заявил, ухмыляясь, арбалетчик.

Он вынул из-за пояса свою вертушку и принялся натягивать крепкую веревку, пока та не попала в щелкнувший затвор, затем извлек из колчана короткую широкую стрелу и с величайшей осторожностью вставил ее в ложе. Весть о состязании мгновенно облетела долину, и сбежавшиеся со всех концов английские лучники, сотни арбалетчиков и воины из отрядов Ортинго и Ланюи – к последним принадлежал брабантец – столпились вокруг противников.

– Вон та мишень на холме, пожалуй, подойдет нам, – сказал брабантец, – вы ее видите?

– Да, там какое-то серое пятно, – ответил Джонстон, глядя вдаль из-под ладони, – но расстояние очень велико.

– Тем лучше, тем лучше! Эй ты, Арно, стань поодаль, не то получишь стрелу в зоб. Ну, друзья, даю вам возможность полюбоваться, как я стреляю.

Он приложил арбалет к плечу и готов был нажать спусковой крючок, как вдруг с вершины холма снялся крупный серый аист и полетел над долиной, медленно взмахивая крыльями. Своим резким, пронзительным криком он привлек к себе всеобщее внимание, и смотревшие на него заметили, когда он подлетел ближе, что над ним кружит еще какая-то темная птица. Это был сокол, который, то паря над головой аиста, то нависая над ним с распластанными крыльями, готовился схватить в свои когти неповоротливую жертву. Обе птицы, занятые друг другом, все приближались к отряду стрелков, и, когда они оказались от них на расстоянии сотни шагов, брабантец высоко поднял арбалет, и раздался низкий звук его мощной тетивы. Стрела вонзилась аисту в подкрылье. Раненая птица перевернулась в воздухе и забилась в предсмертной судороге, падая наземь. Арбалетчики разразились криками одобрения. Но в ту минуту, когда стрела арбалетчика поразила аиста, Джонстон, который с натянутым луком в руках молча наблюдал за этим зрелищем, послал стрелу, пронзившую сокола. Затем, вырвав из-за пояса другую стрелу, он нацелил ее так точно, что, пролетев совсем низко над долиной, она пронзила аиста, когда тот еще не успел коснуться земли. Восторг лучников при виде этой двойной удачи перешел всякие границы. А Эйлвард даже заплясал от радости и с такой силой сжал в объятиях старого лучника, что их кольчуги затрещали.