Никаких загадочных черных паяцев для этого не нужно. Достаточно одного ненормального, который первым закричит «Жги!!!» и бросит камень в окно ближайшего дома. Тут же посыплется дождь из камней и палок. Интересно, откуда у толпы, еще минуту тому такой пристойной, берутся камни и палки?
Отчего-то вполне разумные люди, сбиваясь в толпу, обращаются в безмозглое стадо. А это стадо хлебом не корми, но дай ему поджечь пару крепостей, разгромить несколько дворцов и пролить сколько-то бочек крови. И пока толпа эту задачу не выполнит, она не успокоится, как не утихнет бурлящая вода в котелке, пока не выплеснется наружу и не зальет костер.
И он, Гус Хиттинг, знает как минимум одного человека, который ужасно обрадуется, если Охрида будет вынуждена вступить в войну – с неизвестным пока еще врагом, либо с собственными гражданами.
Хварлингский вельможа, дюк Субейран, дорого даст за то, чтобы королевская армия под командованием Гаспара Де Геррена покинула пределы страны и ввязалась в кровавую бойню. Если это произойдет, королю и преданным ему вельможам будет уже не до пришествия Ардамалеха, ибо семь чаш божьего гнева переполнятся одномоментно.
Субейран, которого сейчас удерживают от открытого мятежа только закованные в железо когорты Де Геррена, колесницы Ки Ларго и наемники Гадрумета, немедленно поставит под свои знамена не меньше двадцати тысяч воинов. Верные ему бароны окружат столицу, в провинциях вспыхнет восстание; армия, оказавшись, как между молотом и наковальней, между внешним врагом и повстанцами, неизбежно будет разгромлена. Но даже если и выиграет решающее сражение, все равно не успеет вернуться в Оганна-Ванк.
Что будет с королем и его ближайшим окружением, чегодаец даже думать не хотел.
А Фрагг Монтекассино говорит, что есть вещи поважнее. Нет! Нет в природе таких вещей.
Начальник Сумеречной канцелярии доверял звериному чутью полемарха, но еще больше он доверял донесениям, которые доставляли ему при помощи почтовых птиц тамуади еженедельно со всей Охриды, включая самые дальние и глухие ее уголки. И вот как раз сегодня он не получил ожидаемого известия из небольшого городка Ияс, стоящего на самом краю непроходимых Эгиарских лесов, подходивших к подножию горного хребта Тель-Мальтола, за которым лежала пустынная, никем неизведанная Айн-Джалута.
Возможно, существуют десятки простых объяснений тому, что случилось. Включая главное и самое вероятное: праздничное настроение верных подданных, которые ведут себя тем вольнее, чем дальше от столицы и от начальства. Это только обитатели черного дома на набережной, дома, который жители Оганна-Ванка прозвали Адским Угольком, работают двадцать четыре часа в сутки и бегают по мраморным лестницам, груженные манускриптами, как муравьи по осени – жуками и личинками, стремясь попасться на глаза чегодайцу в желтых одеждах.
Но у Гуса Хиттинга тоже была интуиция. И она не просто говорила ему, что все плохо, – она орала об этом не своим голосом, так что начальник Сумеречной канцелярии порой думал, что кто-то со стороны тоже может услышать дикие крики его второго «я».
Если бы чегодайцу дали волю, он бы уже давно казнил Субейрана или, на худой конец, напустил на него наемных убийц Эрдабайхе, а зиккенгенских принцев с их очаровательной матушкой заточил бы в каком-нибудь удаленном замке, лучше всего – в Хоттогайте, где у них наверняка не найдется приверженцев и где никто не вспоминает со слезами на глазах о славных деяниях дюка Гинкмара.
Однако его величество ужасно не любит подписывать смертные приговоры. Особенно – авансом.
– За намерения казнить недопустимо, – произносит он в таких случаях со своей неповторимой мягкой улыбкой и аккуратно отодвигает пергамент на край стола.
Гус Хиттинг и протестовал бы, но ему нечего сказать королю Охриды, поскольку сам он остался жив только благодаря этому принципу его величества.
Будучи еще совсем молодым человеком, он состоял на тайной службе и начал свою карьеру с того, что отправился в Охриду под видом странствующего учителя фехтования, дабы шпионить в пользу Чегодая.
В Оганна-Ванке он весьма быстро свел знакомства с нужными людьми, получил место в замке барона Хоттакии Орфа и был представлен ко двору своим любезным хозяином, который считал его чуть ли не сыном.
А тем временем при королевском дворе Чегодая случились серьезные перемены, тогдашний халкомелем – начальник тайной службы – был казнен, а новый, дабы наладить добрососедские связи с Охридой и выторговать что-то для себя, выдал его предшественнику Хиттинга на посту начальника Сумеречной канцелярии. И не миновать бы ему башни Ла Жюльетт, а затем и черной плахи на площади Праведников, когда бы его величество Могадор Первый, правивший страной не более трех месяцев, не пожелал уточнить, какой именно ущерб государству успел нанести молодой шпион.
Оказалось, что пока – никакого. Тогда его величество и произнес эту фразу:
– За намерения казнить недопустимо.