Белый пиар

Жене слово «телка» применительно к себе не слишком понравилось. Но дружбан Коли смотрел на нее так горячо, что она решила: ей сделали комплимент, просто в слегка непривычной форме.

Друг Коли оказался еще веселей и беззаботней, чем сам Коля. Он сыпал анекдотами. Порой подтрунивал над Коляном. Подливал Жене шампанского. Взял Женю на слабо: мол, она не съест килограмм мороженого – ей пришлось, давясь, уничтожить десять ледяных шариков. Земков признал поражение. Заказал коньяку: «Надо выпить, исключительно как лекарство, а то простынешь!»

Девчонки, парочками, шерочка с машерочкой, сидевшие в кафе, бросали в ее сторону завистливые взгляды. А Женя ощущала себя королевой: красивой, любимой, желанной для обоих своих взрослых кавалеров…

…Потом Женя тысячу раз спрашивала себя: «Ну зачем?! Зачем я потом пошла с ними на реку? И почему согласилась посидеть в парке? Я что, не знала, что вечерами там пусто, ни одного случайного прохожего? Почему не догадывалась, для чего этот развеселый ужин? Почему не поняла, что они меня нарочно подпаивают?»

С годами Женя придумала себе десятки оправданий: «Я ведь знала Колю месяц. И он ничего себе не позволял: только тот первый поцелуй, когда он сказал: «Ты не такая…» И мне было хорошо с ним! Он был простой: без заумств, без занудства, с легкой философией – лови момент!»

…Когда Коля прижал ее к дереву со словами: «Ну все, попалась!», Женя решила, что это просто шутка. Когда новый знакомый Митя сказал приятелю: «И чего ты тянул? Давно бы так!», она все еще не верила. Когда Коля резким движением задрал ее юбку, Женя строго сказала: «Ну все, развлеклись – и хватит!»

А в ответ услышала дружный гогот: «Допрыгалась, куколка? Пора платить – и за коньяк, и за мороженое!»

Женя закричала. Но в темной дубраве ей откликнулось только эхо.

Женя стала вырываться – Митя хохотнул:

– Шевелись, шевелись, крошка! Меня это заводит!

Она принялась плакать. Проговорила сквозь слезы:

– Но я… я же… никогда…

– Обожаю целочек! – заверил ее Митя. Женя закричала – громко, на всю гулкую дубраву.

– Закрой пасть! – рявкнул Коля. Ее милый, галантный Коля, еще недавно даривший ей розы. Охапки роз.

А Митя ловко заткнул ей рот грязным носовым платком. По-хозяйски рванул ткань ее кофточки…

…Все было кончено.

Только тихо шуршали на ветру осенние листья.

– Проводим даму домой? – глумливо предложил Митя потом.

– Зачем? – беспечно возразил Коля. – Сама доковыляет!

Женя лежала на прохладных влажных листьях. Митя схватил ее за обрывки кофточки, грубо приподнял:

– Смотри, сука, только попробуй вякнуть! Пришибу. Поняла, мокрощелка? Мокрухой больше, мокрухой меньше – мне рояля не играет!

«Я все расскажу папе! И он убьет их!» – измученно подумала Женя.

…Родителей дома не оказалось. На кухонном столе лежала записка: «Уехали на дачу. Не забудь покормить рыбок».

Женя, двигаясь, словно в липком тумане, покормила рыбок. И только потом случайно взглянула на себя в зеркало. Закричала. Принялась срывать с себя грязную, изорванную одежду. Ринулась в ванную, включила горячую воду. Пыталась смыть с себя эту грязь, эту гадость. Терла и терла тело жесткой мочалкой, но никак не могла избавиться от запаха. Ужасного терпкого запаха.

Она не сможет с этим жить.

Женя прошла в гостиную, упала на диван и зарыдала.

Слезы вышли сухими, в груди закололо, ее разрывал кашель. Лежать спокойно она не могла. Суетливо перебирала бахрому на покрывале. Чувствовала, как дрожат, не могут успокоиться губы.

Она вскочила, заметалась по комнате. Задела любимую вазу. (Там еще стояли Колины полузасохшие цветы.) Ваза разбилась. Женя пошла на кухню за веником. Зачем-то зашла в родительскую спальню.

Посмотрела на комод. Нижний ящик был приоткрыт. Зачем-то приоткрыт. Женя знала, что под папиными носками там лежит.

Женя потянулась к ящику. Закрыла глаза. На ощупь пошарила в ящике. Ее пальцы уткнулись в холодное. Руку холодил папин наградной «макаров».

Коля проживал на соседней улице.

…Они оказались у него дома. Оба. Насильники. Липатов и Земков…

Обыкновенная, очень советская мебель. Громоздкий секретер с захватанными дверцами. Журнальный столик, запятнанный кружками от стаканов. Женя навсегда запомнит запах той квартиры – запах несвежей одежды, пыли и недоеденных закусок.

Ее до смерти будут преследовать их взгляды. Сначала – глумливые:

– Что, крошка, захотелось еще?

Потом – строгие:

– Эй, детка, брось пушку! Не шути!

Стрелять оказалось легко. Прямо в их рожи – ненавистные, мерзкие, грязные рожи. А потом – в затхлый запах квартиры с налету ворвался солоноватый, морской привкус крови… Совсем не страшно. Будто в кино. Словно на пыльный ковер брызнул клюквенный сок…

…И до самой смерти ее будет преследовать отчаянный вскрик отца: «Что ж ты наделала, Женька!»

Дело о перестрелке враждующих преступных группировок взбудоражило К. Благодаря стараниям отца оно все-таки осталось нераскрытым. Женю немедленно отправили в Москву, к родственникам, – доучиваться. Мама слегла.