Белый Пилигрим

— Нет, на него свалилась книжная премудрость. В таком количестве, что он не знал, как ею распорядиться. Дорогая царевна, мы очень спешим. Да вы и сами видите. Макарка, Нинка, дед!.. Ну что, дедушка, кажется, ты имел в виду вот ЭТОТ ВЫХОД?

И я указал пальцем на таинственный пролом в стене, о происхождении которого только что дискутировали министр Дмитрий Иваныч и бравая сыщица, в прошлом квалифицированная ведьма, госпожа Чертова. Макарка приблизился к пролому, потрогал пальцем свинец, острые завитки металла по краям отверстия и что-то невнятно заклокотал, пытаясь протолкнуть сквозь гортань какие-то слова. Наверняка, пытался высказать свое мнение по данному вопросу. Дед Волох заулыбался, показывая фрагментарные зубы. Одна Нинка не смотрела ни на дыру в стене, ни на сыщиц, ни даже на меня. Она уставилась на царевну Лантаноиду, или как там ее… Видимо, ей понравилось платье. Хотя нет, государева дочь не в платье, а в чем-то вроде костюма для верховой езды. Конечно, одежда не такая радикальная, как клетчатые штаны Чертовой, но тем не менее…

Однако царевна Анастасия (ее второго, химического, имени я упорно не мог запомнить, в отличие от Макарки Телятникова) проявила себя как сторонница жестких административных методов. Она топнула ногой и повысила голос:

— Охрана! Немедленно сюда!

Я оценил звонкость ее голоса и вибрирующие в нем упругие обертоны и пришел к неизбежному выводу, что от таких воплей сонная гвардия, та, что у дверей, рано или поздно проснется. Причем скорее рано, чем поздно. Я махнул рукой, обращаясь к своим:

— Быстро ко мне!

Нинка продолжала, широко раскрыв глазенки, смотреть на царевну. Последняя же продолжала проявлять свою мерзкую антинародную сущность, уже трижды позвав стражу. Макарка между тем обследовал бесчувственный организм первого министра. Особо не стесняясь, он вынул что-то из сюртука Дмитрия Ивановича и сунул себе за пазуху, в компанию к бутылке «Портвейна 666». Ближе всех к спасительному (?) пролому стоял ушлый дедок Волох. Этот блаженно улыбался, воздевал руки к потемневшему потолку и вообще вел себя как сельский дурачок на обмолоте урожая злаковых. Я пнул Макарку, схватил за руку племянницу и потащил к отверстию. Туда, куда боятся залезать даже самые храбрые гвардейцы царя Урана Изотоповича. Но в тот момент я совершенно не думал об этом. Не о том, не о том!.. Наверно, такое же чувство испытывал отец Федор Востриков, когда с похищенной у О. Бендера колбасой в зубах взбирался на неприступную скалу, не размышляя о том, как он будет с нее спускаться. Телятников, увидев пролом и наконец дойдя неповоротливым и отупевшим от вечного портвейна мозгом, КУДА я тащу своих спутников, и его в том числе, окаменел. Он открыл рот и позабыл его закрыть. Так, с открытым ртом, он и был впихнут мною в пролом. Макарка принялся верещать что-то о том, что это безумие и верная погибель, он даже высунул свою растрепанную голову обратно в книгохранилище, но тут в свинцовую комнату ворвались двое гвардейцев. Наше счастье, что они были сонные, один пьян, а тот, что еще недавно дремал, опершись на алебарду, вовремя не вспомнил, что на его поясе висят пистолеты. Я подхватил какой-то дряхлый том, под тяжестью коего и ему подобных прогибалась мощная трехдюймовая полка, и швырнул в набегавшего удальца. Нет, решительно не любят здесь гнета вековой книжной мудрости, хотя и вынуждены ее охранять. Тяжеленный томина перевернулся в воздухе и корешком массивного оклада впечатался прямо в ЛОБ гвардейца. Если бы тот не попытался уклониться, книга угодила бы, верно, в правое плечо, и тогда парень отделался бы среднелегким испугом и внушительным синяком. Но после лобового тарана впору говорить о сотрясении мозга, или что там положено по уставу иметь сержанту гвардии?

С сержантами у меня вообще что-то не складывается…