Белый посох

Снова шепчет за окошком ель,
Лает пес и ссорятся гусята, —
— Я была за тридевять земель,
Я гостила в царстве тридесятом.

Я ручных ласкала лебедей,

Белым птицам белый хлеб давала,
Узнавала близких мне людей
Тех, которых прежде не видала.

Я узнала белоснежный дом,

Три луны над куполом сияло.
А потом… но не было потом,
Потому что времени не стало.

Белый бык стремился отворить

Дверцу клетки с птицами и львами.
Но об этом трудно говорить
Утренними точными словами.

Я была за тридевять земель,

Я гостила в царстве тридесятом.
— Бьется в окна залетевший шмель,
Хрюкают в сарае поросята.

«Быть может, это — нищета…»

Быть может, это — нищета
И тишина, и углубленность,
Быть может, это — суета,
Души тревожная влюбленность…

Но я сроднился с нищетой,

И суета не искушает.
Не знаю как, не знаю что,
Но знаю: что-то жить мешает.

Эрос («Он придал угловатым рукам…»)

Он придал угловатым рукам
Закругленную прелесть движений.
Он открыл удивленным зрачкам
Дар высокого преображенья.

И для песни открылись уста,

И ушам захотелось услышать,
Как звенит, излучаясь, звезда,
Как цветущая жимолость, дышит.

И Психея тогда налету

Увидала в чудесном виденьи
Ей возможных вершин высоту
И предельную пропасть падений.

«От взмаха сильного руки…»

От взмаха сильного руки,
Что камень с берега швырнула,
Полоска серебра сверкнула,
И водяные пауки
Звездой рассыпались в испуге.
И на поверхности пруда
Все незаметнее вода
За кругом круг рождала в круге
И вновь покрылась пауками,
Уже забывшими испуг…

Но как был легок всплывший круг

И как тяжел упавший камень.

«Строим земное, строим…»

Строим земное, строим…
Рушатся стены града.
Роем земное, роем —
И не находим клада.

Прочное все непрочно,

Вечное — неуловимо.
Струйкой часов песочных
Сыплется время мимо.

«Какая тишь и легкость умиранья…»

Какая тишь и легкость умиранья
В осеннем облетающем лесу.
Деревья обрекают на попранье
Весною вознесенную красу.

Как эти листья были неразрывны

С весенней мощью молодых ветвей.
Их не сорвали грозовые ливни,
Не сбросил ветер силою своей.

И вот теперь, по тайному приказу,

Родные ветки потеряли власть.
Но листья осыпаются не сразу,
Как будто не торопятся упасть…

Какая тишь и легкость догоранья

В осеннем, облетающем лесу…
— Неужто я земное умиранье
В такой же тишине перенесу?

«Когда подросшие птенцы…»

М.Н. Лисенко