Белый раб

Когда лепёшки, которые пеклись на горячей золе, поспели и все приготовления к завтраку закончились, женщина стала грубо трясти мужа за плечо и крикнула ему, чтобы он поторопился. Это супружеское приветствие разбудило спящего. Приподнявшись, он уселся на кровати, обводя всё вокруг мутным взглядом. Воспалённые веки и нездоровая бледность лица указывали на то, что он ещё не отоспался после вчерашней попойки. Женщина, видимо, сразу угадав, что ему нужно, поспешно принесла графин с виски и налила ему изрядную порцию этого крепкого напитка. С явным удовольствием опорожнив стакан, муж протянул его жене, которая налила его до половины и с жадностью всё выпила. Затем, повернувшись к Касси и заметив, что по утрам никакое дело не спорится, пока не хлебнёшь спиртного, она предложила гостье последовать её примеру и, казалось, была немало удивлена её отказом.

Муж принялся неторопливо одеваться и уже почти закончил свой туалет, когда наконец заметил, что в комнате находится посторонняя женщина. Тогда он подошёл к ней и поздоровался. Жена поспешно отвела его в сторону и шёпотом принялась что-то многозначительно ему рассказывать. Время от времени они оглядывались на Касси, и та, понимая, что речь идёт о ней, испытывала непреодолимое смущение, которого по неопытности не могла скрыть. По окончании этого семейного совета женщина предложила Касси присесть к столу и позавтракать с ними.

Завтрак состоял из горячих маисовых лепёшек и холодной грудинки. Это ведь неплохая еда, а Касси после её долгого голодания она показалась вкуснее всего, что ей когда-либо приходилось есть. Да, действительно вкусна, должно быть, та похлёбка, за которую человек способен продать дарованное ему при рождении право на свободу!

Она ела с жадностью, которую ей трудно было скрыть, и хозяйка даже была — немного обеспокоена быстротой, с которой всё исчезало со стола. Когда завтрак был окончен, хозяин принялся расспрашивать незнакомку. Он задал ей несколько вопросов о Ричмонде, желая узнать, встречала ли она там таких-то и таких-то лиц, которые, по его словам, проживали в этом городе.

Касси никогда не бывала в Ричмонде и знала об этом городе только понаслышке. Ответы её, разумеется, были не очень вразумительными. Она краснела, опускала голову, лепетала что-то невнятное, и хозяин окончательно смутил её, объявив, что она, несомненно, сама вовсе не из Ричмонда, как она утверждает. Он добавил, что, судя по её ответам, она ничего не знает об этом городе и все её уверения напрасны: цвет кожи её выдаёт, — ясно, что она беглая невольница. При этих его словах кровь прихлынула ей к лицу, и она почувствовала, что теряет сознание. Напрасно она пыталась разубедить его, протестовала, молила. Её испуг, растерянность и тревога только утвердили её хозяев, у которых она теперь была в плену, в их предположении. Они, казалось, радовались своей добыче, а её отчаяние и ужас доставляли им особое наслаждение; они забавлялись ею, как кошка пойманной мышью.

Хозяин заявил Касси, что если она действительно свободная женщина, то у неё нет ни малейшего основания беспокоиться. Если при ней нет необходимых бумаг, ей в крайнем случае придётся посидеть в тюрьме, пока не вышлют документы из Ричмонда. Вот и всё.

Это было больше, чем могла вынести несчастная Касси. Откуда ей было добыть доказательства того, что она не рабыня? А если она попадёт в тюрьму, её, вне всякого сомнения, вернут полковнику Муру, и несчастная Касси станет жертвой его похоти и гнева. Надо было во что бы то ни стало избежать такой участи, и ей для этого представлялся только один путь.

Она призналась, что она действительно рабыня и бежала от своего хозяина, но решительно отказалась при этом назвать его имя. Он жил, по её словам, очень далеко отсюда, и бежала она от него не под влиянием недовольства или нежелания повиноваться, а потому, что нельзя было дольше терпеть его несправедливость и жестокость. Она готова была на всё, лишь бы не оказаться снова в его руках. Если они согласны оградить её от такого несчастья, если они оставят её жить в своём доме, она обещает верно служить им до последнего дня своей жизни.

Супруги переглянулись. Эта мысль, видимо, пришлась им по душе. Они отошли в сторону, чтобы посоветоваться между собой. Если б не страх навлечь на себя неприятности за то, что они дали приют беглой невольнице, они, не задумываясь, согласились бы на это предложение. После короткой борьбы алчность и жажда власти одержали верх, и Касси стала собственностью мистера Проктора — так звали хозяина этого дома, — и притом собственностью, добровольно признавшей право хозяина владеть ею, а такой собственностью, пожалуй, никто из его соотечественников похвастать не мог.